Он сообразительный старый чувак, располагающий к себе, и с голосом, который можно услышать из телепередачи, рекламирующей на черно-белом фоне спагетти. Я не пугаюсь, что он знает, кто я. На самом деле, я почти свыкся с этим. Я счастлив встретить другого члена своеобразного подполья, где люди знают о моей истинной работе, знают мою репутацию и репутацию моего отца. Я не супергерой. Мне нужны люди, которые укажут мне правильное направление. Я нуждаюсь в тех, кто знает, кто я на самом деле. Но не во многих. Я не знаю, почему Томас не сказал мне большего, когда увидел меня возле кладбища. Он должен был показать себя таким чертовски загадочным.

— Как твоя голова? — спрашивает Томас.

— Может быть, это ты мне скажешь, медиум?

Он пожимает плечами.

— Я уже говорил тебе, что я не медиум. Мой дед сказал мне, что ты придешь, а я должен присматривать за тобой. Я могу только иногда читать мысли. Сегодня уж точно не твои. Может, во всем виновато сотрясение мозга. Может, я больше ни в чем не нуждаюсь. Это приходит и уходит.

— Хорошо. Потому что ты, чертов читатель мыслей, вызываешь у меня дрожь. — я перевожу взгляд на Морфана. — Итак, зачем Вы послали за мной? И почему не предупредили, что Дейзи назначил встречу, когда я здесь оказался, и вместо этого за мной послали Мэнтока Забирающего Разум?

Я поворачиваюсь к Томасу и сразу проклинаю себя за то, что пытаюсь казаться умником. Моя голова недостаточно оправилась, чтобы еще и умничать.

— Я хотел, чтобы ты оказался здесь как можно скорей, — объясняет он, пожимая плечами. — Я знал Дейзи, а он знал тебя лично. Он сказал, что тебя лучше не беспокоить. Но я все же продолжал следить. Убийца призраков или нет, но ты все еще ребенок.

— Ладно, — говорю я. — Но в чем спешка? Не находилась ли здесь Анна десятилетиями?

Морфан опирается на стеклянный прилавок и качает головой.

— Анна меняется. В эти дни она намного злее. Я связан с мертвыми — в любом случае, больше, чем вы. Я вижу их, чувствую и думаю о том, чего они желают. Это было так, пока …

Он пожимает плечами. Что-то есть в этой истории. Но это, вероятнее всего, его лучший рассказ, и он не хочет так рано расставаться с ним.

Он потирает висок.

— Я чувствую, когда она убивает. Каждый раз какой-то несчастный натыкается на ее дом. Раньше, когда это происходило, я чувствовал зуд между лопаток. А сейчас мои внутренности отдаются болью. Если бы все было как раньше, она бы даже не показалась вам. Она уже давно мертва и не дура, знает разницу между легкой добычей и проверенными ценными детьми. Но она становится неаккуратной. Она разрешает узнавать о себе из новостей информацию, помещенную на первой полосе. Мы оба знаем, что некоторые вещи лучше держать в секрете.

Он садится в кресло с подголовником и хлопает рукой по колену. Я слышу, как стучат когти собаки по паркету, и довольно скоро толстый черный лабрадор с посеревшим носом кладет голову на колени хозяина. Я подумываю вернуться к событиям той ночи. Не было ничего, чтобы я от нее ожидал, хотя теперь, когда увидел ее, я с трудом вспоминаю, на что собственно надеялся. Может, я предполагал, что она будет выглядеть печальной, как испуганная девушка, убившая из страха или сострадания. Я думал, что она спустится вниз по ступенькам в белом платье с темным пятном на воротнике. Думал, что у нее будут две улыбки, одна на лице, а вторая — на шее, мокрой и красной. Мне казалось, она спросит, почему я в ее доме, а потом набросится на меня своими срезанными маленькими зубками. Вместо этого, я увидел призрака с бушующей силой, черными глазами и бледными руками, не мертвого человека как такового, а мертвую богиню. Персефона вернулась из Ада или Гекат наполовину разрушился. От этой мысли я немного вздрагиваю и выбираю как вариант свалить всю вину на потерю крови.