— И зачем мне нужен этот человек? Мама этим занимается.

Я посмотрел на свои руки под водой. Кожу начало покалывать, но мышцы полны сил, и даже через потемневшую воду я вижу, что мои синяки исчезают. Мама отличная травница.

Гидеон хмыкнул:

— Да благословит Господь твою матушку, но она точно не продавец предметов оккультизма. Она талантливая белая ведьма, но не имеет никакого отношения к нашему делу. Тебе не нужна пентаграмма из букетов или масло хризантемы. Тебе понадобится куриная ножка, пентаграмма изгнания, гадание на воде или зеркале и круг из освященных камней.

— Мне также нужна ведьма.

— После стольких лет я верю, что ты сможешь найти хотя бы ее.

Я поморщился, но тут мне пришли в голову двое. Томас и Морфран Старлинги.

— Давай, я покончу со своими изучениями, Тесей, и через день или два отправлю тебе е-мейл с полным описанием ритуала.

— Хорошо, Гидеон. Спасибо.

— Не за что. И еще, Тесей?

— Да?

— Пойди пока в библиотеку и попытайся найти, что сможешь, про смерть этой девочки. Знания — сила, знаешь ли.

Я улыбнулся.

— Заняться делом. Точно, — я повесил трубку.

Он думает, что я тупой инструмент, просто руки, лезвие и ловкость, но правда в том, что я занимался исследованиями еще даже до того, как начал использовать атаме. После папиного убийства у меня появилось много вопросов. Проблема была в том, что ни у кого не было ответов. Или, как я подозревал, никто не хотел мне давать их. Поэтому я начал искать их самостоятельно. Гидеон и мама сложили наши вещи, и мы съехали в коттедж Батон-Руж, где тоже ненадолго задержались, но я все же успел вернуться в то ветхое здание, где пришел конец моему отцу. Это был гребаный уродливый дом. Даже учитывая всю мою ярость, я не хотел входить туда. Если неодушевленный предмет вообще может пялиться и рычать, то именно это и делал дом. Мой семнадцатилетний разум видел, как тянуться его виноградные лозы. Я видел, как он отрывается от мшистой земли и обнажает свои зубы. Воображение — великолепная штука, правда? Мама и Гидеон прибрались в том месте за день до этого, стирая руны и убирая свечи, убеждаясь, что папа обрел покой и призрак исчез. И все же, когда я поднялся на крыльцо, по моему лицу начали катиться слезы. Сердце говорило, что папа там, что он спрятался от них, ожидая моего прихода, и что он в любую минуту откроет дверь и одарит меня своей великолепной, мертвой улыбкой. Его глаза отсутствовали бы, а на руках зияли раны в форме полумесяца. Это глупо звучит, но, кажется, я еще сильнее заплакал, когда сам открыл дверь, и его там не было. Я глубоко вздохнул и почувствовал запах чая и лаванды. Это вернуло меня в настоящее. От воспоминания о дне, когда я осмотрел тот дом, мое сердцебиение начало отдаваться в ушах.

На другой стороне входной двери я нашел следы борьбы и отвернулся. Я хотел найти ответы, но не хотел представлять адские предсмертные муки отца. Я не хотел представлять его испуганным. Я прошел мимо треснутых перил и инстинктивно направился к камину. Комнаты отдавали старым гнилым деревом. Здесь чувствовался свежий запах крови. Сам не понимаю, откуда мне знать, как пахнет кровь, как и почему я сразу направился к камину. Там не было ничего, кроме десятилетних углей и золы. А затем я увидел его. Только уголёк, черный, как уголь, но чем-то отличавшийся. Более гладкий. Он выглядел зловеще и бросался в глаза. Я потянулся и достал его из пепла: тонкий черный крестик, около четырех дюймов. Вокруг него обвилась черная змея, аккуратно сотканая из того, что определенно было человеческими волосами. Уверенность, что я почувствовал, когда взял в руки этот крестик, была сродни той, когда я нашел папин нож семью годами ранее. В этот момент я точно понял. Понял, что чтобы там ни было в крови моего отца, — какая-то магия, что позволяла ему резать сквозь плоть мертвецов и отправлять их в иной мир — оно передалось и мне.