Он где-то там. Я чувствую. Я ощущаю, как он находится в чьих-то руках, которые до этого никогда к нему не прикасались. У меня начинают проноситься кровожадные мысли насчет Уилла Розенберга.
Мама спустилась тремя часами позже. А я до сих пор сижу на стуле и смотрю на банку, пока луч света не проникает на кухню. Один или два раза моя голова соскальзывает со столешницы и возвращается на свое место, но я уже выпил половину кофейника, поэтому чувствую себя хорошо. Мама закутана в синий халат, а ее волосы выглядят утешительно-спутанными. При виде меня она внезапно успокаивается, даже когда смотрит на пустую банку с солью и закрывает ее крышкой. Какой вид должен быть у моей матери, которая выглядит по-домашнему и является любительницей танцев Маппет-шоу?
— Ты украл моего кота, — сообщает она, наливая себе чашку кофе.
Тибальт, должно быть, чувствует мое волнение; он трется о мои ноги, что обычно делает только для моей мамы.
— Слышишь, забери его, — говорю я, пока она идет к столу. Я подсаживаю его. Он не останавливается шипеть, пока она кладет его на свои колени.
— Не повезло вчера вечером? — спрашивает она и кивает на пустую банку.
— Не совсем, — отвечаю я. — Повезло наполовину. В двух моментах.
Она сидит со мной рядом и слушает, как я повествую ей, ничего не тая. Я рассказываю ей о том, что видел, что узнал об Анне, как я разорвал круг и освободил ее. Я заканчиваю рассказ худшим событием: мой атаме украл Уилл. Мне сложно смотреть на нее, когда я рассказываю эту часть события. Она пытается контролировать выражение своего лица. Не знаю, значит ли это, что ее разочарование прошло, или наоборот, знает ли она, что такое потеря и как он важен для меня.
— Не думаю, что ты совершил ошибку, Кас, — мягко отвечает она.
— Но мой нож…
— Мы вернем его назад. Если нужно, я позвоню матери этого парня.
Я тяжело вздыхаю. Она только что перешла черту крутой мамы и стала королевой.
— Но как ты планируешь поступить, — продолжает она, — с Анной? Не думаю, что это было ошибкой.
— Моя цель заключалась в том, чтобы убить ее.
— Разве? Может, ты должен был всего лишь остановить ее? — она откидывается назад на стул, сжимая кружку кофе обеими руками.
— То, что ты делаешь — и делал твой отец — никогда не рассматривалось как возмездие. Речь идет даже не о жажде мести или о чаше весов, склоненной не в твою сторону. Это не твой долг.
Я провожу рукой по лицу. Мои глаза слишком устали, чтобы смотреть прямо перед собой. Мои мысли слишком утомились, чтобы ясно думать.
— Но ты остановил ее Кас, не так ли?
— Да, — отвечаю я, но не знаю как. Все случилось слишком быстро. Я действительно уничтожил темную сторону Анны или просто позволил ей скрыть ее?
Я закрываю глаза.
— Не знаю. Думаю, что это так.
Моя мама вздыхает.
— Перестань пить кофе, — она отбирает у меня чашку. — Возвращайся назад в постель. А затем пойди к Анне и выясни, кем она теперь стала.
Я много раз наблюдал за сменой сезонов. Когда ты не отвлекаешься на школу и друзей, на то, какой фильм выходит на следующей неделе, у тебя появляется много времени, чтобы наблюдать за деревьями. Осень в Тандер-Бэй намного красивее, чем где-либо еще. На улице становится красочно. Суетливо. А также более ветрено. Один день выдается холодным и влажным, с линией серых облаков, а другие дни выглядят как сегодня, где солнце светит, как в Июле, и ветер настолько легкий, что подхватывает листья, словно блестки, и кружит их.
Я взял машину мамы. Теперь я еду к Анне после того, как высадил маму возле магазина в центре города. |