Прямо сейчас он, должно быть, смеется над нами, представляя, как мы обыскиваем его комнату, пока он вместе со своей свитой в виде блондинистого лакея подходит к дому Анны с ножом в руке.
— Заводи машину, — рычу я и кладу трубку. Нам нужно как можно быстрее добраться до Анны. Насколько мне известно, в итоге может оказаться слишком поздно.
— Куда? — спрашивает Томас, но он уже заводит машину и выворачивает ее из-за угла дома Уилла.
— К Анне.
— Ты же не думаешь… — начинает Томас. — Может, они просто остались дома. Сейчас отдыхают, а затем отправятся в школу.
Он продолжает говорить в том же духе, но я замечаю что-то странное, когда мы проезжаем его дом. Что-то не так со шторами на втором этаже. Они не выглядят так, будто их раздвигают и закрывают каждый день. Окна наглухо зашторены и выглядят неряшливо. Будто они сколочены.
— Стоп, — говорю я. — Останови машину.
— Что происходит? — спрашивает Томас, но мои глаза прикованы к окнам второго этажа. Он там, я просто знаю, и это сводит меня с ума. Хватит с меня этого дерьма. Я собираюсь войти в дом и отобрать свой нож, и лучше Уиллу Розенбергу не стоять на моем пути.
Я выхожу из машины, не останавливаясь. Томас возится позади меня с ремнем безопасности. Я слышу, как он наполовину вываливается с водительской стороны машины, затем раздаются знакомые неуклюжие шаги, нагоняющие меня, и закидывает меня уймой вопросов.
— Что мы делаем? Что ты собираешься предпринять?
— Я верну себе нож, — отвечаю я. Мы подтягиваем свои задницы к дорожке и вскакиваем на крыльцо. Я перехватываю руку Томаса вовремя, так как последний собирался постучать, и вставляю ключ в дверь. Я не в настроении и не хочу больше слышать предупреждения от Уилла. Пусть попробует держаться от меня подальше. Пусть просто попробует, но Томас хватает меня за руку.
— Что? — рявкаю я.
— Воспользуйся хотя бы этим, — говорит он, вытаскивая пару перчаток.
Мне хочется сказать ему, что мы не воры, но лучше согласиться с ним и не спорить. Он надевает себе на руки вторую пару, а я тем временем проворачиваю ключ и открываю дверь.
Когда мы вошли, единственное, что мне понравилось, была тишина, а не звучащие тысячи вопросов Томаса. Мое сердце тихо, но настойчиво стучит в груди. Мышцы напряжены. Это не то чувство, когда я преследую призрака. Здесь я, наоборот, не уверен в своих силах. Я чувствую себя пятигодовалым ребенком, заблудившимся в лабиринте живой изгороди после наступления темноты.
Мне нравится здешний интерьер. Паркетные полы, покрытые толсто-слоенными коврами. Перила, ведущие наверх, похоже, ежедневно обрабатываемые полиролью для дерева с тех самых пор, как их вырезали и установили здесь. На стенах видны произведения искусства, и это не своеобразный современный стиль — ну, знаете, когда один тощий ублюдок, проживающий в Нью-Йорке заявляет другому такому же тощему ублюдку, что он — гений, нарисовавший «действительно крутые красные квадраты». Это же классика: изображения небольших береговых ландшафтов на французский лад, затененные портреты женщин в тонких платьях с кружевами. Я бы подольше хотел здесь остаться и рассмотреть их. Однажды Гидеон послал меня учиться в Лондонскую школу Видео и Аудио искусств.
Вместо этого я шепчу Томасу:
— Давай, вернем нож и уберемся отсюда!
Я поднимаюсь по ступенькам наверх и поворачиваю налево, к комнате, завешенной шторами. Мне приходит в голову, что я могу ошибаться. Что это может быть совсем не та комната. Ею может оказаться кладовка или игровая комната или вообще другая комната, которая постоянно завешена шторами. Больше нет времени об этом размышлять. Я стою напротив закрытой двери. Когда я нажимаю на ручку, она легко поддается, и дверь частично приоткрывается. |