Изменить размер шрифта - +
В первое время, чтобы вставить их в глаза, я просыпалась за два часа до будильника. Усаживалась перед зеркалом, пыхтела, ойкала, постанывала, проклинала всё на свете, в изнеможении откидывалась на спинку стула… Отдыхала – и снова возобновляла экзекуцию.

Две прозрачные выпуклые (не дешёвые по тем временам, между прочим!) штучки благополучно почили на дне пузырька с физраствором. Впрочем, это было тоже давно: возможно, сегодня линзы можно снимать и надевать за секунды.

 

 

И вот – да здравствует оперативное вмешательство!

«Я беседую с доктором («Операция безболезненна, восстановительный период составляет 3–5 дней и протекает без болевых ощущений»). Мне закапывают в глаз обезболивающие капли (немножко жжёт), обрабатывают операционную область спиртом (немножко щиплет), фиксируют глаз (немножко неприятно). Всего понемножку.

Каждое действие доктор предваряет мягким разъяснением, что собирается делать. Лицо покрывают стерильной салфеткой, я должна смотреть на точку успокаивающе зелёного цвета – и не волноваться, когда она исчезнет.

Вот и всё. Я выхожу на улицу, несколько растерянно озираюсь… Мне предстоит заново знакомиться с миром, не заключённым в толстое стекло и не ограниченным овальными, круглыми и квадратными оправами. Но это такое приятное знакомство!

И ни один встречный человек не скажет, что я только встала с операционного стола…»

Так строчила я, и всё было правдой, кроме… Кроме того, что я умалчивала. Что через полчаса после операции, едва кончилось действие обезболивающего – пришла дикая, несусветная, невыносимая боль. Ощущение было, что в глаз попала не то что соринка, не стёклышко даже – а огромный кусок стекла, который ворочался и вонзался в зрачок всё глубже.

Рыдая, вслепую перебегая

Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
Быстрый переход