Изменить размер шрифта - +
Я начинаю понимать Джейн Остин, ценить красивые покрывала, утонченность, хорошие манеры и все прочее. Надо сдерживать себя. Владеть собой…

— И прежде всего, — добавила она после долгой паузы, — я должна любой ценой вернуть мистеру Рэмеджу те сорок фунтов.

 

 

«Дорогой отец, — начала она, — здесь, в тюрьме, я упорно думала обо всем том, что произошло. Пережитое многому меня научило, помогло лучше понять реальную жизнь. Я убедилась, что она требует гораздо больших уступок, чем я, по своему неведению, полагала. Я решила прочитать книгу лорда Морли на эту тему, но в тюремной библиотеке ее не оказалось, должно быть, капеллан считает Морли неподходящим для нас писателем».

Тут она заметила, что отклоняется от темы.

«Я непременно прочитаю эту книгу, когда выйду отсюда. Но я вполне сознаю, что в наших условиях дочь вынуждена зависеть от отца и поэтому обязана считаться с его взглядами».

— Суховато, — сказала себе Анна-Вероника и резко изменила тон. В последних фразах даже чувствовалась теплота.

«Поверь, папочка, мне жаль, что я огорчила тебя. Позволь мне вернуться домой, я попытаюсь быть хорошей дочерью, лучшей, чем была до сих пор.

Анна-Вероника».

 

— Все-таки она славная старушка, — как видно, решили эти люди. — Право голоса не повредит ей.

Тетка опомнилась уже за столиком, когда перед нею поставили какое-то вегетарианское блюдо. Инстинкт подсказал ей прийти в темной вуалетке, которую она подняла, чтобы поцеловать Анну-Веронику, да так потом и не опустила. Ей подали яйца, и тут она красноречиво, но с достоинством, которое надлежит всегда сохранять оскорбленной даме из хорошей семьи, излила свои чувства. Злополучное шествие помешало ей и Анне-Веронике тихо и спокойно встретиться, как они намеревались, и прямо поехать домой. Никакого объяснения между ними не состоялось, и, уладив дела с хозяйкой Анны-Вероники, они отправились в Морнингсайд-парк, куда и прибыли в середине дня, усталые, с головной болью. В ушах у них все еще гремел голос неукротимой Китти Брет.

— Ужасные женщины, милочка, — сказала мисс Стэнли. — А ведь некоторые из них прехорошенькие и прилично одеты. Напрасно они в это вмешиваются. Отец не должен знать, что мы там были. И зачем только ты посадила меня в эту колымагу?

— Мне казалось, что мы обязаны поехать, — ответила Анна-Вероника, которая тоже действовала под нажимом устроителей собрания. — Это было очень утомительно.

— Поскорее попьем чаю в гостиной, да я переоденусь. Вряд ли я еще когда-нибудь надену эту шляпку. Нам подадут гренки с маслом. У тебя совсем ввалились щеки, бедняжечка…

 

— Итак, ты упорно думала? — начал отец, цитируя ее письмо и глядя на нее поверх сползающих очков. — Жаль, дитя мое, что ты не подумала обо всем раньше, тогда бы не было этих неприятностей.

Анна-Вероника почувствовала, что надо во что бы то ни стало сохранять самообладание.

— Опыт жизни учит, — заметила она, несколько подражая тону отца.

— Если хочешь учиться, — сказал мистер Стэнли.

Воцарилось молчание.

— Ты ведь не против, папочка, чтобы я посещала Имперский колледж? — спросила Анна-Вероника.

— Если это отвлечет тебя от других дел, — ответил отец, иронически улыбаясь.

— Я уплатила до конца сессии.

Словно это само собой разумелось, он дважды кивнул, не отводя взгляда от камина.

— Можешь посещать, но тебе придется считаться с порядками у нас дома. Я убежден, что Рассел во многом ошибается, его исследования ведутся не так, как следовало бы.

Быстрый переход