Я убежден, что Рассел во многом ошибается, его исследования ведутся не так, как следовало бы. Но ты должна сама это понять. Ты совершеннолетняя, да, совершеннолетняя.
— Его труды необходимо знать, чтобы сдать экзамен на степень бакалавра.
— Тут ты, вероятно, права. Как это ни прискорбно.
Пока что они мирно договорились, но этой сцене примирения как будто не хватало тепла. Между тем Анна-Вероника еще ничего не сказала о том, что было для нее самым главным. Некоторое время оба молчали.
— Сейчас у нас царят незрелые взгляды и незрелые научные труды, — заговорил опять мистер Стэнли. — Однако эти менделисты еще причинят мистеру Расселу немало огорчений. Некоторые их образцы великолепно отобраны, великолепно препарированы.
— Папа, мои занятия и жизнь вне дома… стоили денег, — сказала Анна-Вероника.
— Я так и думал, что ты это наконец поймешь.
— Я была вынуждена немного занять.
— Ни за что!
От его тона у нее упало сердце.
— Но ведь квартира и прочее! И потом плата за учение в колледже.
— А где же ты достала деньги? Кто тебя кредитовал?
— Видишь ли, хозяйка сохранила за мной комнату, пока я была в тюрьме, и за право учения в колледже пришлось заплатить порядочно.
Анна-Вероника все это выпалила чуть ли не скороговоркой, ибо вопрос отца показался ей настолько щекотливым, что она не знала даже, как на него ответить.
— Вы же с Молли все уладили насчет квартирной платы? Она сказала, что у тебя были кое-какие деньги.
— Я заняла, — сказала Анна-Вероника беспечно, но с отчаянием в душе.
— Кто же мог тебе ссудить?
— Я заложила жемчужное ожерелье. Получила три фунта и еще три фунта за часы.
— Шесть фунтов. Гм. Квитанция у тебя? Но ведь ты… ты сказала, что заняла?
— Да, я еще заняла.
— У кого?
На секунду их взгляды встретились, и у нее сжалось сердце. Сказать правду немыслимо, неприлично. Если она назовет Рэмеджа, отец будет возмущен… Он может натворить что угодно…
— Мне одолжили Уиджеты, — солгала она.
— Так, так! — воскликнул отец. — Ты, кажется, всем раззвонила о наших отношениях, Ви.
— Они… Им, конечно, было известно… из-за маскарада.
— Сколько же ты им должна?
Она понимала, что сорок фунтов — неправдоподобная сумма для их соседей. Знала и то, что медлить с ответом нельзя.
— Восемь фунтов, — вырвалось у нее, и она добавила, не отдавая себе отчета в своих словах: — Пятнадцати фунтов мне хватило на все. — И тут же вполголоса обругала себя, мысленно произнеся еще какое-то крепкое словцо.
Мистер Стэнли решил воспользоваться случаем и вовсе не спешил принять решение.
— Хорошо, я заплачу, — сказал он наконец с расстановкой. — Я заплачу. Заплачу. Но надеюсь, Ви, надеюсь, что на этом кончатся твои рискованные эксперименты. Надеюсь, ты получила хороший урок и многое поняла, увидела… каково положение вещей. Никто не может в этом мире делать все, что ему заблагорассудится. Для всего есть определенные границы.
— Знаю, — сказала Анна-Вероника (Пятнадцать фунтов!). — Я уже поняла. Я буду… буду делать все, что в моих силах. (Пятнадцать фунтов! Пятнадцать из сорока — двадцать пять.)
Он молчал. Ей больше ничего не приходило в голову.
— Что ж! — наконец заявила она. — Жизнь начинается сначала!
— Жизнь начинается сначала! — повторил он и поднялся. |