Скорцени взглянул на аппарат прямой имперской связи, словно бы решался: а не позвонить ли фюреру и не уточнить, от кого именно он получил эти сведения. Хотя на самом деле это уже было не столь важно. Штурмбаннфюрер всегда опасался, что рано или поздно Гитлер узнает о казарменном шутовстве Зомбарта и реакция его может быть самой резкой.

Фюрер, рассуждал он по этому поводу, давно перестал мудро воспринимать любые, пусть даже самые незначительные критические замечания в свой адрес, и кто знает, как он отреагирует на сведения о том, что некий офицер СС пародировал своего фюрера прямо в казарме батальона дивизии СС «Мертвая голова». Как и о том, что никто из офицеров СД, арестовывавших лицедея и занимавшихся его делом, не сообщил о столь вопиющем случае рейхсфюреру СС Гиммлеру, который, конечно же, доложил бы об этом ему, Гитлеру.

Теперь же Скорцени мог сказать себе, что и этот риф он благополучно миновал. По крайней мере, так ему казалось. Он ведь прекрасно понимал, что вторгается в самую сокровенную часть бытия высшего руководства рейха.

12

Январь 1939 года. Антарктика.

Борт германского авианосца «Швабенланд».

Едва командир корабля барон фон Риттер отдал приказание вахтенному офицеру, как в наушниках вновь послышался голос. Однако теперь он уже принадлежал не капитану субмарины Блэку, а какому-то иному человеку, который, к тому же, обратился к нему на немецком, пусть и довольно странном.

Голос у этого человека был мужественно-резким, а каждое слово он произносил так, словно выкрикивал каждый слог в отдельности. К тому же, слова он выговаривал с каким-то странным акцентом — глотая окончания и произнося отдельные звуки так, словно они зарождались у него не на выдохе, как это происходит у абсолютного большинства землян, а на вдохе. В общем, он напоминал иностранца, который, так и не овладев чистым немецким, умудрился лет десять прослужить фельдфебелем в берлинской унтер-офицерской школе.

— Мы не будем встречаться на вашем корабле, господин фон Риттер. — Это невозможно.

— С кем я говорю?

— Вам уже объяснили. Я — гость капитана Блэка. Обращайтесь ко мне Господин Консул или просто Консул, вместо традиционного имени. Нам нужно встретиться. Это в ваших интересах.

— Что вы предлагаете?

— Вы спускаете на воду бот и поднимаетесь на борт субмарины «Атлантис». Время, которое вы проведете на субмарине, многое прояснит для вас, а главное, сделает вашу экспедицию более осмысленной.

— Вполне допускаю, господин Консул.

— Вот видите, мы уже начинаем понимать друг друга. На борт поднимаетесь один. Матросы возвращаются к борту «Швабенланда» и ждут вашей команды. У вас возникли вопросы?

— Естественно. Причем не только у меня, но и у всего высокого собрания.

— Зададите их на субмарине, капитан цур зее. Жду.

Поняв, что связь прервалась, фон Риттер вопросительно взглянул на все еще находившихся на мостике Готта и гаупт-штурмфюрера Крозетта.

— Меня ждут на субмарине, господа. Капитан субмарины «Атлантис» назвал себя Блэком, а беседовать со мной собирается человек, именующий себя Консулом Внутреннего Мира. Что скажет по этому поводу высокое собрание?

Офицеры молча и как-то слишком уж беспомощно переглянулись.

— Я так понимаю, что мы получили приглашение, проигнорировать которое не имеем права, — произнес фон Готт.

— Глубокомысленное наблюдение.

— Пока что они ведут себя довольно миролюбиво, но…

— Пока что — да… — согласился с ним Крозетт. — Но я предлагаю поднять самолет в воздух и барражировать над субмариной все то время, пока идут переговоры.