Дальнейшее историкам, киносценаристам, журналистам (им особенно и в первую очередь) дорисовывала фантазия: уж если совершил та-а-кое!.. Между тем победа над слабосильным и тихоходным «Сибиряковым», переоборудованным из целиком мирного судна в полувоенное, — единственная в активе суперлинкора.
Значительную часть своей биографии «Тирпиц» простоял то у причальной стенки, то в доке, то где-нибудь в шхерах, приткнувшись к наспех сооружённому экипажем корабля причалу. Причина всегда была одна-единственная — необходимость в ремонте, ремонте, ремонте… Корабельные специалисты всех стран поясняют эту странность в своих книгах-мемуарах одной строкой: конструктивные недостатки и технические недоработки. Один из авторов проекта Ганс Клюге и помощник капитана Эрнст Фогельман возражают — каждый в собственных мемуарах — одинаковыми словами: «Нас и «Тирпица» покарал Бог. Это было настолько совершенное, настолько страшное орудие убийства, что оно было замечено самим Богом и ощутило на себе его карающую длань».
Впервые стальная громадина водоизмещением в 53 тысячи тонн загорелась вскоре после своего рождения. 15 июля 1941 года на линкоре возник пожар такой силы и тушить его довелось так, что даже на верхней батарейной палубе долго ещё стоял 10-сантиметровый слой воды. Официальная версия — неосторожность… киномехаников. Они, дескать, неправильно перематывали киноплёнку и прозевали момент, когда она загорелась от трения.
Через три месяца «Тирпиц» горел снова. И куда основательнее, чем в первый раз: огонь едва не добрался до хранилищ с тяжёлыми снарядами. Официальная версия — кто-то из матросов курил в неположенном месте (это при педантичности-то немцев и прусской муштре?) и не загасил окурок. После потопления «Сибирякова» линкор, вернувшись с незначительными повреждениями на свою базу, полыхал, как спичка, почти двое суток. Собственно, после этого он и покидал-то родной порт для коротких рейдов, которые по срокам не назовёшь даже учебными. И горел ещё трижды.
Известен факт: несколько матросов с «Тирпица» прибыли в краткосрочный отпуск домой и тут же угодили в гестапо за то, что рассказывали знакомым или близким о неких «смертоносных небесных лучах», всё время поражающих их корабль. Уже после войны в официальной германской клерикальной газете была опубликована большая статья под заголовком «На «Тирпиц» пал Божий гаев».
С тех пор о линкоре почти не вспоминают — война действительно дело не Божеское; начиная её, люди идут против всех законов бытия. Не исследовались и версии терзавших линкор неудач, а сам он был в начале 50-х годов разрезан на части и пошёл в металлолом. Людям верующим вполне достаточно того, что высказали капитанский помощник и конструктор. К ним, кстати, присоединился и корабельный пастор.
Для прочей же части человечества было бы любопытно исследовать гипотезу «смертоносных небесных лучей» — они ведь могли исходить из разных, так сказать, источников, иметь разное происхождение. Тем более что лучи эти в качестве помехи завоевателям упоминаются в летописях не только в связи с «Тирпицом». В частности, историки времён Наполеона говорят о паническом страхе, который испытал император, прогуливаясь, как было всегда перед решающими битвами, накануне трагического сражения при Ватерлоо. Он якобы вернулся в свою палатку, вернее, стремительно вбежал, повторяя бессвязные, на взгляд современников, слова: «Москва… Это опять как тогда… Лучи… Небесный свет…»
Об этом же небесном свете мне не однажды рассказывали участники Сталинградской и Курской битв — и простые, едва освоившие грамоту солдаты, и люди образованные. Первые говорили о Боге и Божьем провидении, вторые отговаривались: «Отсветы восходящего солнца от облаков к земле»; или «Оптический эффект предрассветной поры». |