Как раз был очередной подъем, поэтому до сижи пришлось брести чуть ли не по колено в еще прохладной апрельской воде.

Разложив стул, – второй предусмотрительно поставил рядом с собой, справа, – Серега только расправил «телескоп», еще червя не успел на крючок насадить, как сижа дрогнула.

От неожиданности – хотя ждал, ну ведь ждал же! – Серега едва не рухнул в воду. Уж очень ему захотелось дернуть отсюда вплавь, едва сдержался.

– На карася решился? – послышалось сзади.

– На карася, – согласился Серега. Пальцы плясали так, что червяк никак не мог нанизаться на острое жало крючка.

Аист, расхаживавший только что неподалеку вдоль камыша, сорвался в воздух. Все птички разом затихли. Небо как-то сразу затянуло тучами.

– Так рано еще на карася. Щука щас берет. Но не здесь, а на заливе, правее. Или на реке. А здесь карась. В июне приходи, а еще лучше – в июле. А еще лучше – вообще не приходи, – послышалось из-за спины.

– А я сейчас хочу и прихожу, – с трудом продавил сквозь зубы Серега и медленно обернулся. Баба Вера предупреждала, что на рыбалке лучше не делать резких движений.

Чтоб целее быть.

По щиколотки в воде, метрах в четырех от сижи, стоял себе самый обыкновенный мужичок лет… то ли тридцати с хвостиком, то ли пятидесяти, а то и под восемьдесят, как посмотреть. Одет он был в бундесверовский мультикам, популярный в этих местах уже год как. На голове – черная вязаная шапка. На рябом, сплошь в веснушках, лице – недельная рыжая щетина. Глаза зеленые, в окружении сети морщин. И на лбу морщины. И руки по-хозяйски скрещены на груди.

Если б не эти руки, Серега решил бы, что мужик действительно самый обыкновенный, то есть такой, кого можно вежливо послать на другое озеро. Благо, было, куда посылать – озер в округе хватало.

– А может… – Губы у Сереги враз стали сухими, непослушными.

– Что – может? – ласково улыбнулся мужик. Глаза его при этом превратились в едва заметные щелочки, и Сереге вдруг показалось, что не мужик это вовсе, а громадная, метров десять длиной, пятнистая шучара, которая, разинув пасть, усыпанную острыми зубами, – даже на языке зубы! – готова накинуться на него.

– У меня тут…

– Чего? – Щука облизнулась, глаза ее заблестели, красные плавники задрожали.

– Так ведь какая рыбалка без… – пролепетал Серега.

– Ну?! – Щука щелкнула зубастыми челюстями, мол, сколько можно вокруг да около?

– То, может, вы, дядя, со мной? У меня все есть, а самому – это уже не отдых… – неожиданно для себя затарахтел Серега и вытащил из рюкзака стеклянную бутылку, наполненную жидкостью столь прозрачной, что, казалось, бутылка вообще пуста. Следом он извлек пакет с бутербродами из второй свежести «дарницкого» и отрезов сала вдвое толще кусков хлеба. Все это Серега разложил на деревянном ящике, обнаруженном рядом в камышах. Наверняка ящик этот не впервые использовали в качестве сервировочного столика. – Ну, вы же понимаете, все вы понимаете, так что…

– Ты меня дядей Гнатом зови. Разрешаю, можно. – Мужичок сел на стульчик рядом с Серегой и степенно набулькал в советские еще граненые стаканы.

Откуда взялось стекло? Серега ведь пластиковые взял! Ну да бог с ними, со стаканами, хорошо, что гигантская щука сгинула без следа.