– А-а-а…

Гнатюк снова замолчал.

– А доказательства, Василь Сергеич? – спросил он наконец. – Нету же ничего, кроме рассказа этого пчеловода. Ты сам-то почему ему поверил? Может, он врет, как шлюха с триппером.

– Почему поверил? – усмехнулся Ерохин. – Я тебе объясню. Потому что эти двое из ларца меня пытались прикончить безо всяких там реверансов. Ни поговорить, ни припугнуть, ни денег сунуть! Смекаешь? Они по-простому решают проблемы. Вот появился журналист, который вынюхивает насчет продажи старого пансионата и незаконного расширения земель за счет территории государственного природного заказника. Журналист не простой, а въедливый: раскопал подробности прежних исчезновений людей и даже попытался привлечь внимание общественности. Один раз ему это не удалось, второй не удалось – а ну как третий удастся?

– Да что там какой-то журналюга! – не выдержал Гнатюк. – У этих московских все сверху донизу куплено, чихали они на разоблачения.

– Этого мы с тобой не знаем. Люди приезжают по-тихому, номера маскируют, сидят настороже. Ты думаешь, Ашот по доброте душевной за мной своего человечка послал? Нет, он пытался предупредить тех, из коттеджа: мол, шпионят за вами, ребятки. А те, не разобравшись, попытались меня убрать. Да так, чтобы все списали на несчастный случай. Никто бы не заморочился журналистом, сломавшим шею в колодце.

– Выходит, все убийства – чтобы дурная слава о Сосновой Поляне пошла?

– Верно. Чтобы народишко отвадить, Вань. Иначе больно много вони могло подняться, когда люди застройку бы увидели.

Гнатюк приоткрыл окно, закурил и нервно выпустил дым. От проносившихся мимо фур «уазик» покачивало, как на волнах.

– Не может такого быть, Василь Сергеич! – сказал он наконец, не глядя на Ерохина. – Что хочешь со мной делай – не поверю. Что директор-ворюга решил собственный пансионат разорить и сбагрить залетным бизнесменам – соглашусь. Что руки он собирается на этом нагреть – ни секунды сомневаться не стану. Что служба безопасности у бизнесмена из бывших урок набрана – легко допущу. Но чтобы они за-ради этого бизнеса весь последний год туристов истребляли? И все только для того, чтобы людишки возмущаться не начали? Да ни в жисть! Мы ж для них – тьфу! плесень! – Гнатюк поднял руку и с демонстративной брезгливостью растер что-то невидимое в пальцах. – Ты что же, полагаешь, они из-за всяких приокских колхозников станут утруждаться и под вышку себя подводить? – Он приоткрыл дверь и сплюнул на траву, туда же метко бросил окурок. Окурок зашипел и погас.

– Прости уж, Василь Сергеич, да только херня это все, – подытожил Гнатюк. – Не там ты роешь.

Вернувшись в отдел, Ерохин отдал необходимые распоряжения, доложился начальству и закрылся в своем кабинете. Ему надо было подумать.

Увы, пораскинуть мозгами толком не дали: в дверь постучали, и в комнату вкатился жизнерадостный эксперт Угличин, помахивая пачкой снимков.

– Я ведь по твою душу, Василий, – обрадовал он. – Значитца, смотри сюда: видишь следы протекторов?

– Ну вижу, – хмуро согласился Ерохин, рассматривая фотографию.

– А ты чего какой невеселый? Зря, зря. Глянь-ка внимательнее: видишь, вот тут машина поворачивала?

– Угу.

– Колеса видишь?

– Следы колес, – уточнил дотошный Ерохин.

– Само собой!

– Вижу. И что? Мы с тобой вчера это уже рассматривали.

– Верно. Но вот что мы не рассмотрели, так это вот такууусенькую линию…

Эксперт сунул под нос Ерохину другой снимок и провел по нему карандашом.