|
В Вапассу почти нечеловеческий труд - надо было выстоять вместе с чадами и домочадцами - помог вновь связать воедино их жизни, придав им неведомую ранее нераздельность. Однако новый взрыв пылких чувств заслонил от них те черты их характеров, которые родились в долгой разлуке, и приглушил неотступные вопросы о том неизвестном, что произошло с каждым из них за эти пятнадцать лет, - что делало их уязвимыми перед внезапными разоблачениями. Она думала о той дикой ярости, в какую впал Жоффрей, и - о его сегодняшнем порыве. Да, он сделал ей этот великолепный подарок: испанские пистолеты, покоящиеся ныне на столе в открытом футляре, а потом страстно сжал ее в своих объятиях. Но тут как раз объявили о несчастье с герцогиней де Модрибур, благодетельницей королевских невест <Королевские невесты - по инициативе Кольбера, министра Людовика XIV, по всей Франция были набраны девушки из бедных семей и отосланы за казенный счет во французские поселения Канады, чтобы там они могли стать женами колонистов.>. Пришлось отправиться на берег и там ухаживать за ней, ибо она потеряла сознание. Весь день Анжелика пыталась привести герцогиню в чувство. Теперь, казалось, той было лучше, и уже около часа она спокойно почивала на широкой кровати. Анжелика удалила прислужниц, чье отчаяние перед состоянием их хозяйки могло нарушить этот сон, ставший наконец благотворным. Но теперь она сожалела, что не может отойти. Жоффрей не пришел справиться о ней, не передал никакой записки, и ей так хотелось отправиться на его поиски. Как жаль, что в первом порыве сочувствия она приказала перенести благодетельницу в их покои в форте. "Мне следовало бы попросить госпожу Маниго приютить ее. Или же госпожу Каррер? Кажется, над трактиром построили несколько комнат для господ офицеров, которые бывают здесь проездом. Правда, там довольно неудобно и шумно, а эта несчастная нуждалась в неусыпном попечении. У меня было такое чувство, что она никогда не выйдет из своей странной прострации”. *** Анжелика вернулась к постели, но глаза ее - она сама не знала, почему - старались не останавливаться на лице спящей женщины, покоящемся на кружевной подушке. Это было лицо столь юное, а красота его - столь хрупкая, с печатью страдания, что вызывало какое-то болезненное ощущение. "Почему-то я представляла себе герцогиню де Модрибур в облике старой тучной женщины, вроде ее компаньонки Петронильи Дамур, - подумала Анжелика. - Это похоже на дурную шутку”. Она слышала, как госпожа Каррер, которая помогала ей раздевать герцогиню де Модрибур, и, должно быть, разделяла ее замешательство - у “благодетельницы” было тело богини - пробормотала что-то невнятное, покачивая своим ларошельским чепцом. Но ни она, ни госпожа де Пейрак, как подлинные женщины Нового Света, привыкшие сталкиваться с самыми неожиданными ситуациями, не проронили ни слова. За эти несколько дней столько было всякого! Не станешь же проводить сутки напролет, воздев руки к небесам и изумляясь. Госпожа Каррер лишь прошептала, разглядывая одежду потерпевшей кораблекрушение: юбку желтого атласа, ярко-голубое верхнее платье, красный пластрон, лазурный лиф <В описываемую эпоху туалет знатных дам состоял из следующих частей: верхнее платье, с тканым узором, расшитое золотом, было широко распахнуто, что позволяло видеть лиф и юбку в сборках, также украшенные вышивкой, золотым шитьем, кружевами, галуном.>: - Гляньте-ка на эти тряпки! Это не женщина, а прямо какой-то попугай. - Может быть, новая парижская мода? - предположила Анжелика. - Госпожа де Монтеспан, царившая при дворе, когда я его покинула, любила блеск. |
