|
- Может быть, новая парижская мода? - предположила Анжелика. - Госпожа де Монтеспан, царившая при дворе, когда я его покинула, любила блеск. - Может статься, но только эта-то, говорят, о бедных печется, так уж ей-то!.. Юбки и верхнее платье разорвались и запачкались. Госпожа Каррер унесла их, чтобы постирать и починить. Красные чулки с золотой стрелкой, брошенные на пол, пылали пунцовым пятном у постели. Котенок, привлеченный ими, соскочил с рук Анжелики и, осторожно оглядев непонятную вещь, с видом собственника свернулся на них клубком. - Ну, нет, малыш, тебе нельзя здесь лежать, - доспротивилась Анжелика. Она вновь опустилась на колени рядом с ним, пытаясь убедить его в том, что это изысканное шелковое ложе создано не для грязно-серой шерсти больного котенка. И когда, наконец, она самолично уложила малыша на краешек мягчайшего одеяла, в уголок, тот согласился на перемену места. Глядя на нее своими раскосыми полуприкрытыми глазами, он, казалось, говорил: "Раз ты занимаешься мной и понимаешь, насколько я важная персона, и стараешься ради меня, я, так и быть, откажусь от этих красных чулок”. Анжелика подобрала чулки с пола, и они словно заструились в ее руках, унося ее в мечтах далеко-далеко... - Я купила их в Париже, - вдруг произнес чей-то голос, - у господина Бернена. Вы знаете, у Бернена, галантерейщика Дворцовой лавки. Глава 2 Герцогиня де Модрибур пробудилась и, опершись на локоть, уже несколько минут наблюдала за Анжеликой. Обернувшись при звуках ее голоса, Анжелика, как и тогда, на берегу, испытала потрясение от восхитительного взора “благодетельницы”. "Что за очарование заключено в этом взгляде?” - спросила она себя. Огромные темные зрачки выделялись на лилейно-бледном, почти девичьем лице и придавали ему своего рода трагическую зрелость, подобную взгляду некоторых детей - слишком серьезных, рано повзрослевших от страданий. Но это впечатление тотчас же пропало. Когда Анжелика наклонилась к герцогине де Модрибур, выражение лица у той было уже другое. Глаза ее лучились мягким, спокойным светом и, казалось, она с дружелюбием разглядывала графиню де Пейрак, в то время как на устах ее играла приветливая улыбка. - Как вы себя чувствуете, сударыня? - осведомилась Анжелика, садясь у ее изголовья. Она взяла руку, покоящуюся на простыне - та была прохладной, без всяких признаков горячки. Но биение крови у хрупкого запястья по-прежнему оставалось неспокойным. - Вы любовались моими чулками? - спросила госпожа де Модрибур. - Правда же, они великолепны? Ее мелодичный голос казался несколько неестественным. - Шелк в них переплетается с пухом афганских коз и с золотой нитью, - объяснила она. - Вот почему они такие мягкие и так блестят. - Это действительно очень красивая, элегантная вещь, - согласилась Анжелика. - Господин Бернен, которого я когда-то знала, верен своей репутации. - У меня есть также перчатки из Гренобля, - с готовностью продолжала герцогиня, - надушенные амброй. Да где же они? Мне хотелось бы вам их показать... Продолжая говорить, она обводила взором вокруг себя, не очень хорошо, видимо, представляя, где находится, и что за женщина сидит рядом с ней, держа в руках ее чулки. - Возможно, перчатки пропали вместе со всем остальным вашим багажом, - осторожно подсказала Анжелика, желая помочь ей осознать истину. |
