- Я сделала, что могла, - сказала госпожа Каррер с той сдержанностью, что была ей присуща, когда шла речь о нарядах герцогини, - что вы хотите, лохмотья, разодранные в клочья, я такого еще никогда не видела.
Перекинув через руку юбку бледно-желтого атласа, голубой лиф, красный пластрон, Анжелика направилась к жилищу герцогини, когда ее остановил Аристид Бомаршан, по-видимому, дожидавшийся ее за поворотом тропинки.
Было бы преувеличением сказать, что он опять смотрелся здоровяком, и ничего в нем не напоминало того ужасного пирата, которому она когда-то раскроила, а потом заштопала брюхо. Но теперь, когда он был чисто выбрит, когда его сальные волосы были завязаны сзади каким-то подобием кожаного ремешка, облаченный в чистую одежду, правда, свободно болтающуюся на его исхудалом теле, он приобрел почти благопристойный вид; у него даже имелась шляпа - обеими руками он прижимал ее к солнечному сплетению. Вспомнив о физических страданиях, совсем недавно выпавших на его долю, графиня невольно подумала о невероятной живучести кошек, об их способности выжить, невзирая на голод и болезни, обо всем том, что вызывает подчас восхищение людей. Он, пожалуй, действительно походил на старого кота, битого-перебитого, но не сдающегося, и его жажда жить, хотя и был он мертвенно-бледен, держаться крепко на своих ногах, хотя и дрожащих от слабости, жить, продолжая, как ни в чем не бывало, ворчать и чертыхаться, грозя “все взорвать к чертям”, вызывала уважение.
- Я вас ждал, сударыня, - сказал он, обнажая в улыбке свои немногочисленные зубы.
- Вот как? - ответила Анжелика настороженно. - Надеюсь, с добрыми намерениями.
Аристид изобразил оскорбленную невинность.
- Само собой! Чего это вы еще придумываете? Вы и меня небось знаете?
- Вот именно!
- Вам ведь известно, что я все-таки парень неплохой по-своему...
- Очень по-своему.
Аристид в замешательстве мял в руках свою шляпу.
- Вот! - решился он наконец. - Госпожа графиня, я бы хотел жениться.
- Ты - жениться! - вырвалось у нее.
- А почему бы мне и не жениться, как всем, - возразил он, расправляя плечи с достоинством, какое подобает раскаявшемуся пирату.
- Ты любишь Жюльену? - спросила она. Слово “любить” звучало несколько странно применительно к этим двум персонажам, но, в конце концов, почему бы и нет, как говорил сам пират? Ведь речь и впрямь шла о любви. Надо было видеть, как землистый цвет его лица преобразился почти в розовый, как целомудренно отводил он свои гноящиеся глаза.
- Да, вы сразу догадались. А кто же еще - она самая замечательная из всех. Я ведь на кого попало не бросаюсь, особенно когда речь идет о бабах. Но Жюльена - это да.
- Ты прав. Жюльена славная девушка. Я вначале немножечко ее пробрала, чтобы заставить ее следить за собой. Надеюсь, она на меня не сердится.
- Еще бы! Вы ее правильно проучили. Она ж упрямая, как ослица, - восхищенно поделился он. - Она и сама говорит: “Правильно меня госпожа графиня поколотила. Ох, я и стерва!” Она вас обожает почище, чем деву Марию.
- Ну что ж, женись. Может, так и лучше. А ты говорил с твоим капитаном, господином Патюрелем?
- А как же! Разве я себе позволю с такой просьбой обратиться, ежели не смогу обеспечить Жюльене надежное будущее. Я Золотой Бороде объяснил, как я все задумал. С моей долей добычи - я ее кое-где зарыл - и с приданым, какое тут выдают, я смогу купить шлюпку, займусь каботажем, буду на ней ходить от селения к селению и продавать мою водяру. |