И для нее он возник, словно солнце, без которого для нее нет жизни, и она тоже не видела никого, кроме него. Виньо пришлось взять у нее из рук бутыль.
- Выпейте, мессир граф, - сказал он, наливая полную чарку и протягивая ее хозяину.
- Хорошая мысль, - одобрил де Пейрак.
Одним духом он опрокинул чарку, немного напряженным шагом, хромая, прошел к камину и сел на скамью.
Анжелика подбежала к нему и опустилась на колени у его ног.
Нет, пожалуй, даже не опустилась, а рухнула перед ним на колени, настолько счастье в эту минуту как-то странно совсем лишило ее сил. Она хотела снять с мужа сапоги, но едва ее руки коснулись его мускулистых ног, покрытых обледенелой тканью коротких штанов, как она вспомнила все, и ей снова стало не по себе. Она не знала, что послужило тому причиной - беспредельное ликование, ее любовь к нему или страх при мысли, что столь дорогой ей человек так неожиданно мог быть отнят у нее, - но она, словно поверженная этим откровением, вдруг утратила свою волю, чтобы отныне жить только в тесном единении с ним, только ради него. Она обхватила его руками, сжимая его колени, обнимая его и глядя на него широко открытыми сияющими глазами, из которых катились молчаливые слезы, она смотрела и никак не могла насмотреться на лицо этого человека, необычные черты которого неотступно преследовали ее всегда, всю ее жизнь с того самого дня, когда она увидела его в первый раз.
И он тоже, чуть склонившись, бросил на нее пристальный взгляд.
Это было всего мгновение. Всего лишь на одно мгновение встретились их взгляды. Но этого было достаточно для того, чтобы у всех, кто наблюдал эту сцену, она оставила неизгладимое впечатление. Но, пожалуй, никто не смог бы сказать, что потрясло их в ней больше всего: обожание, которое всем своим видом выказывала коленопреклоненная Анжелика, или обжигающая страсть, озарявшая властное лицо графа, человека, которого они привыкли видеть неуязвимым, неподвластным никаким людским слабостям.
Чувство удовлетворения и в то же время какая-то неясная тоска сдавила сердца всех. Неожиданное целомудрие заставило их опустить глаза. Каждый, полный своими печалями, своими мечтами и разочарованиями, увидел в этот миг, словно в свете молнии, сверкнувшей из тучи и осветившей два существа, устремленные друг к другу, лицо самой Любви.
Граф де Пейрак нежно положил обе руки на плечи Анжелики, чтобы подбодрить ее, и повернулся к застывшим в неподвижности людям.
- Приветствую вас, друзья мои, - сказал он хриплым, глухим от усталости голосом. - Я рад видеть вас снова.
- Мы тоже, мессир граф, - ответили они хором, словно ученики в классе.
Все они еще были как в тумане, и хотя с момента встречи пробежали лишь минуты, они показались им бесконечными. Воцарилась тишина. Эльвира, с трудом удержав набежавшую слезу, прижала к себе руку Малапрада.
- А как же я? - раздался вдруг голос Флоримона. - Я едва жив, а на меня никто не обращает внимания.
Все обернулись к нему и разразились смехом. Флоримон, покрытый снегом, с бахромой сосулек на шапке, стоял, привалившись к двери.
Граф бросил на сына дружески участливый взгляд.
- Помогите ему. Он совсем выбился из сил.
- Ну нет, больше ты меня не проведешь, - ворчал Флоримон, - больше я с тобой не пойду...
Только тут все увидели, что бедный парень и впрямь превратился в ледышку и был, как говорится, при последнем издыхании.
Кантор и Жак Виньо подхватили его и отнесли на постель. |