|
Сердце его рвалось на части. Отец д’Оржеваль поставил его перед выбором, и это было непереносимо. Он прикрыл письмо рукой, словно хотел скрыть от глаз своих эти слова, так как любое из них еще более жестоко растравило бы его чувствительную душу. Он не задавал себе вопросов, не искал окольных путей, чтобы найти выход из положения, он понимал, что от него уже не зависит больше ничего. И он с ужасом начинал осознавать, что между ним и его самым близким другом начинает разверзаться бездна, и его охватила паника при мысли, что никогда больше не будет с ним в этой неблагодарной жизни отца д’Оржеваля, как он бывал раньше - всегда рядом, сильный, озаренный. "Не покидай меня, друг мой, попытайся меня понять. Мой брат, мой наставник, - умолял он, - святой отец, святой отец!.." И, упрекая себя в том, что он не обращается к Богу: "О Господи, не разлучай меня с моим другом. Озари наши души, чтобы каждый из нас лучше понимал другого, чтобы мы не познали величайшего горя смотреть друг на друга с отчужденностью... Господи, ниспошли нам Истину свою..." Он поднял глаза и в нескольких шагах от себя увидел Анжелику. “Так вот она, - подумал он, - вот она, эта женщина, которую отец д’Оржеваль хочет погубить любой ценой”. А Анжелика, заглянув в кружку, склонилась к котлу, чтобы зачерпнуть воды. Выпрямившись, она бросила взгляд на графа де Ломени и, увидя его лицо, подошла ближе. - Вы чем-то опечалены, мессир де Ломени?.. Она спросила его тихим голосом, и нежные нотки, прозвучавшие в нем, заставили его задрожать, всколыхнули в нем волну жалости к самому себе, и он готов был разрыдаться, как ребенок. - Да... опечален... очень опечален... Она стояла рядом с ним, и он смотрел на нее, растерянный, плененный, уже побежденный ею, а в это время жестокий, бичующий голос где-то в самой глубине его существа повторял ему: "Плоть и идолопоклонство - вот те опасности, кои подстерегают разум, обольщенный расположением другого пола..." "Плоть?.. Да, возможно, - подумал он, - но ведь, кроме плоти, есть еще и сердце... Мягкость, нежность, которые расцветают в сердце женщины и без которых мир являл бы собою лишь холодную борьбу”. И он снова увидел: он больной, обессилевший и она ухаживает за ним... *** Обаяние графа де Ломени-Шамбора в первую же их встречу произвело на Анжелику гораздо большее впечатление, чем она признавалась себе в этом. Он был человек чрезвычайно мягкий, но незаурядного мужества. Искренняя, открытая душа. И его внешность полностью соответствовала его характеру - статный офицер, привычный к подвигам и испытаниям войны. А серьезное выражение его серых глаз говорило о том, что у него сердце рыцаря. И более близкое знакомство с ним не давало повода к разочарованию. Если же он и колебался иногда в своих поступках, то не из трусости, а из щепетильности, из стремления быть честным по отношению к своим друзьям или к тем, кого он должен был защищать или кому служить. Он был из числа мужчин, которых всегда стараются оградить от козней злых женщин или неподобающих друзей, потому что и те и другие имеют искушение злоупотребить их чувствительностью и их преданностью. Вот и сейчас пресловутый отец д’Оржеваль тоже предостерегает его. Анжелика была в этом убеждена. Когда она увидела де Ломени перед белым листом бумаги, исписанным твердым, словно выдающим высокомерие того, кто писал, почерком, ей хотелось сказать ему: “Не читайте этого письма, прошу вас. |
