| Мария Коцик умерла поздней осенью 1949 года, а Ядзя сразу же после этого уехала из Соколян, куда-то в Щецинское воеводство, но куда именно — узнать не удалось, да и не до поисков мне было, после тюрьмы пришлось заняться лечением нажитого там туберкулеза, потом я поступил на работу, и так жестокая жизнь погасила прекрасное пламя моей любви, я даже не знаю, жива ли Ядзя, а если жива, то какова ее судьба, наверное, она вышла замуж, родила детей, дай-то Бог, наверное, лучше для нее, что мы снова не встретились, что судьба ее от меня, злосчастного, оторвала, мало, ой мало было б ей радости со мной, а так у меня остались прекрасные воспоминания, и она, надеюсь, добром меня поминает, если не забыла. Помню, в тот первый день, когда мы познакомились, я вызвался проводить ее к автобусу в Соколяны, но она не согласилась, и я, хотя и огорчился, из скромности не настаивал, а потом сидел грустный, и тогда старая пани Ендричек сказала, все из-за вашей милицейской формы, пан Марысь — она ко мне привязалась и называла уменьшительным именем Марысь, Ядзя, впрочем, тоже, как это из-за формы, удивился я, я на государственной службе и такая форма не позор, а она — позор, не позор, стара я уже политикой заниматься, но молодой девушке неловко в такой компании на люди показываться, тут я рассердился, крикнул — что вы говорите такое! я же представитель власти, но потом остыл и подумал, что старуха, может, истинную правду сказала, и вот я встретил Ядзю вторично больше чем полгода спустя, уже в Соколянах, она, увидев меня, зарделась, как роза, откуда ей было знать, что меня перевели на работу в Соколяны, я же знал, что когда она пару раз приезжала в Августов, а я был на службе, то неизменно спрашивала про меня, идем мы, значит, теперь в сторону площади Сталина, и я спрашиваю: вы правда не захотели, чтобы я вас проводил к автобусу в Августове из-за того, что на мне милицейская форма? она молча шла с минуту рядом, потом сказала: это вы от крестной узнали, да? угадали, говорю, а она: это правда, и я перед вами извиняюсь, простите меня, мне стало стыдно, но вместе с тем приятно, зачем извиняться, Ядзя? сказал я, это я должен просить у вас прощения за свою навязчивость, ведь известно, что в милиции разные люди работают, даже вражеским элементам удалось туда проникнуть, есть такие, которые злоупотребляют властью или пользуются ею для своей выгоды, но по единицам нельзя судить обо всех, вы согласны, Ядзя? вы честный человек — она в ответ — и я вас за это уважаю, всего лишь уважаете? спрашиваю, а она: разве этого мало? и тут я набрался храбрости, не знаю откуда, потому что до той поры мало общался с прекрасным полом, но, наверное, меня воодушевило чувство, и я сказал: от других мне больше не надо, но от вас этого мало, она не ответила, и мы шли молча довольно долго, потом она говорит: хороший сегодня день, не правда ли, пан Марысь? от волнения у меня сжалось горло, и только через несколько мгновений я смог сказать: спасибо, Ядзя, и мы снова молчали, и нам было очень хорошо, потому что у нее был редкостный для женщин характер — без надобности она слова не говорила, а если что, бывало, скажет, то от всей души, ну, разве ж она, бедняжка, виновата, что родилась сестрою фашистских бандитов, это ужасная трагедия, я всегда верил, что ей была неизвестна вражеская и преступная деятельность братьев, может, она только подозревала неладное, мать — та, наверное, кое-что знала, а Ядзя нет, я готов поклясться, а что ее не убили за связь со мной, которую она не скрывала, так это чудо, должно быть, ее не пристрелили из-за угла потому, что я им служил ширмой, кому в голову придет, что братья возлюбленной не просто милиционера, а начальника отделения состоят в лесной банде, убивают наших людей и деятелей и совершают другие преступления? До того момента, когда Грома, то бишь Лешека Коцика, поймали с оружием в руках и посадили в следственную тюрьму, у меня и подозрений-то никаких не возникало, я знал, конечно, что Ядзя не единственная дочь у матери, что у нее есть какие-то братья, но никогда этим вопросом не интересовался, ну были и нету, мало ли в ту пору людей погибло или пропало без вести? и я молчал, чтобы своими вопросами не бередить раны, откуда я мог знать, как все обстоит на самом деле? это на нас свалилось, как гром с ясного неба, вначале я уговаривал Ядзю бежать вместе со мной и где-нибудь на Западных землях начать новую жизнь, пусть даже под чужой фамилией, но она не соглашалась на такой риск, помнится, сказала: нет, Марысь, я бы рада с тобой никогда не расставаться, но если мы сделаем так, как ты предлагаешь, то будет еще хуже, теперь тебя приговорят к небольшому сроку, а за дезертирство и казнить могут, Польша не пустыня, нас быстро найдут, нет, Марысь, не могу я тебя губить, у тебя вся жизнь впереди, а я отвечаю: на что мне жизнь без тебя? я и в самом деле так чувствовал, хотя мне было всего двадцать два года, она говорит — забудешь, не обижай меня, Ядзя, воскликнул я в отчаянии, я тебя вовек не забуду, но сделаю, как ты хочешь, только у меня сердце кровью обливается, что из-за этих междоусобиц пропало наше счастье, офицер госбезопасности, который меня допрашивал, сказал однажды: нам известно, Конечный, что до ареста Грома вы ничего не знали о братьях Ядвиги Коцик, но это с вас отнюдь ответственности не снимает, ваша ошибка и ваша вина именно в том, что вы не знали. |
