Ему не хотелось задавать жене вопросы на столь деликатную тему, но было очевидно, что ей нужно поесть. Они пропустили столько приемов пиши: завтраков, когда спешно одевали детей и собирали их в школу, обедов, когда один выступал с ходатайством у Харрисона, а другой готовился к следующему перекрестному допросу, ужинов, когда приходилось работать до поздней ночи и они просто забывали поесть. Они держались на энергетических напитках и батончиках «Пауэрбар».
— Звучит отлично, — сказал он и повернул на улицу, которая должна была привести их домой.
Рацлаф и два других юриста заняли места у обтянутого кожей стола, в углу огромного кабинета мистера Трюдо. Стены были сплошь из стекла, так что открывался великолепный вид на небоскребы, которые плотными рядами возвышались над деловым районом, однако ни у кого не было настроения любоваться пейзажем. Мистер Трюдо говорил по телефону в другом конце кабинета, сидя за хромированным столом. Юристы нервно ждали. До этого они, не останавливаясь ни на минуту, допрашивали свидетелей происшедшего в Миссисипи, но у них по-прежнему оставалась масса вопросов.
Босс закончил телефонный разговор и решительно пересек кабинет.
— Что случилось?! — со злостью выкрикнул он. — Час назад вы, ребята, вовсю хорохорились! А теперь нам надрали задницу! Что случилось? — Он сел и уставился на Рацлафа.
— Вердикт присяжных заседателей. Он всегда сопряжен с риском, — ответил Рацлаф.
— Это не первый для меня процесс, далеко не первый, и обычно я выигрываю. Я думал, мы наняли лучших адвокатишек на этом поприще. Лучших говорунов, которых можно купить за деньги. А мы ведь не скупились, да?
— О да. Мы платили много. И все еще платим.
Мистер Трюдо ударил по столу и рявкнул:
— И что пошло не так?!
«Знаете ли, — подумал Рацлаф и даже хотел сказать это вслух, но не стал, ибо очень ценил свою работу, — дело в том что прежде всего наша компания построила завод по производству пестицидов в местечке Поданк, штат Миссисипи, ведь земля и рабочие руки стоили чертовски дешево. Потом в течение тридцати лет мы сбрасывали химикалии и отходы в почву и воду, разумеется, сосем незаконно, и отравили питьевую воду, так что она стала напоминать по вкусу прокисшее молоко. Но даже это не самое худшее, потому что потом люди там начали умирать от рака и лейкемии… Вот что, господин босс, и господин генеральный директор, и господин корпоративный рейдер, пошло не так».
Вместо этого Рацлаф произнес не самым убедительным образом:
— Юристы говорят, у нас хорошие шансы при апелляции.
— О, это просто замечательно. В настоящий момент я действительно доверяю мнению юристов. Где вы нашли этих клоунов?
— Они лучшие в своем деле, поверьте мне.
— Разумеется. И давайте расскажем журналистам, что мы просто бьемся в экстазе от перспектив апелляции, и тогда, быть может, наши акции завтра не рухнут. Ты это имеешь в виду?
— Это можно устроить, — сказал Рацлаф.
Два других юриста смотрели на стеклянные стены. Кто желает прыгнуть первым?
Один из мобильников мистера Трюдо зазвонил, и он схватил его со стола.
— Привет, солнышко, — произнес он, вставая и отходя в сторону.
Это была третья миссис Трюдо, его последний на текущий момент трофей, до безобразия молодая женщина, которую Рацлаф и все остальные сотрудники компании старались избегать, чего бы им это ни стоило. Ее муж что-то прошептал, а потом попрощался с ней.
Он подошел к окну, возле которого расположились юристы, и устремил взгляд на сверкающие башни небоскребов.
— Бобби, — спросил он, не отводя глаз от окна, — ты знаешь, откуда присяжные взяли цифру тридцать восемь миллионов, когда назначали штрафные выплаты?
— Не совсем.
— Конечно, не знаешь. |