Но оглядываться не стала. Если вести себя уж слишком мило, может создаться неправильное впечатление – например, что я хочу подружиться или, в случае с Бенджи, даже больше. Так что я милой и вежливой не была. Во всяком случае, старалась не быть. Но иногда прежняя я прорывалась на поверхность.
Дорога домой оказалась холодной и одинокой. Возможно, за те двадцать минут, что Бенджи торчал рядом со мной, я успела привыкнуть к компании. Но этого-то я не хотела. Я открыла ключом-картой дверь в свое общежитие и вошла в коридор, проклиная Бенджи – пробудил во мне то, что я не желала будить.
Я, как обычно, направилась к лестнице, но по дороге мне все же пришлось пройти мимо лифта. В памяти вспыхнули глаза матери. Морщинка между ее бровями и странное выражение глаз – за миг до смерти. Отец всегда говорил, что она была несгибаемой. Такой она оставалась, даже испуская последний вздох. В ее глазах было так много печали… из-за того, что она оказалась не в силах спасти меня, из-за долгой жизни, которой, как она считала, я лишаюсь… Она совсем не думала о себе в последние мгновения, взглядом просила у меня прощения, и я сквозь грязную тряпку, которой был завязан мой рот, произнесла это прощение. Вот только себя не могла простить.
Замок на двери комнаты щелкнул, и только в этот момент я осознала, что не заметила, как поднялась по лестнице на два этажа. Мои мысли были далеко, и я совершенно не замечала, куда иду. Это меня обеспокоило. Я толкнула тяжелую деревянную дверь, закрыла ее за собой и прислонилась к ней спиной. Потянулась к выключателю, включила и сразу выключила свет, заперла замок и направилась к кровати, бросив сумку на потрепанный двухместный диванчик на другом конце комнаты.
Не раздеваясь, я упала на кровать, лицом в подушку. Из горла вырвался стон, достаточно громкий, чтобы его услышала моя соседка Элли, стервозная красотка. Она с удовольствием твердила мне, что моя идиотская музыка звучит слишком громко, моя одежда слишком темная, а моя общественная жизнь – просто тоска. Но это было нормально, я гордилась тем фактом, что не слушаю примитивных песенок или не позволяю всем таращиться на мою грудь, надевая джемпер с глубоким вырезом, и что я не какая-нибудь неопрятная шлюха. Ладно, звучит грубовато, согласна. Но за четыре семестра в Кемптоне Элли успела завести связь по крайней мере с тремя преподавателями… и не только с ними, если верить ее хвастовству.
Я повернулась на бок, надеясь заснуть раньше, чем нахлынут ужасные воспоминания. Но вместо того чтобы спать или вспоминать, я уставилась на полоску света, что виднелась под дверью комнаты. И вскинула голову. Две темные полосы отчасти закрывали свет.
Ноги.
Мои мускулы напряглись, застыли – и одновременно словно вспыхнули огнем. Неважно, какой силы страх визжал в каждой моей клетке, меня тянула к себе опасность. Мне необходимо столкнуться с ней лицом к лицу, так же как в тот последний раз. И прежде чем здравый смысл успел вступить в свои права, одна моя рука уже отпирала замок, а другая – поворачивала ручку двери. Дверь распахнулась так быстро, что воздух из коридора ударил мне в лицо.
– Сайрус?.. – прошептала я, слишком потрясенная, чтобы произнести это имя громко.
Он удивился не меньше, даже подскочил на месте.
– Э-э… вообще-то, лучше просто Сай. Спасибо.
– Что ты здесь делаешь?
– Прислушиваюсь.
– К чему?
– К твоей двери.
– К моей двери… – неживым тоном повторила я. Между нами повисло неловкое молчание, но потом я встряхнула головой, меня охватило возбуждение. – Что ты хочешь этим сказать? Что значит – «прислушиваешься к моей двери»? Зачем?
Сай вскинул руки ладонями вперед и вошел в мою комнату:
– Нет-нет, пожалуйста… Я не такой развратник, каким могу показаться. |