Я специально взял ключи у Нины Константиновны.
Дронго взглянул на замок и усмехнулся. Обычный примитивный замок, который при желании можно открыть почти любым ключом. Оленев открыл дверь. Они вошли в комнату. В нос ударил запах гниющих бумаг. Все полки внутри комнаты были завалены папками, книгами, бумагами, различными бланками. На полу были остатки крысиного помета.
— Здесь не только наши документы, но и оставшиеся старые бланки Литфонда СССР, — словно извиняясь, объяснил Оленев.
— Рукописи хранятся здесь?
— Старые — да. А новые — в комнате редакторов. Она находится дальше. Самая большая комната.
Дронго осмотрел кладовую. Если бумаги будут хранить здесь еще несколько лет, то они превратятся в труху. Он повернулся и вышел из комнаты. Оленев вышел следом, закрыл дверь.
— Давайте познакомимся наконец с вашими редакторами, — мрачно предложил Дронго. — И не забудьте пригласить сюда специалистов из отдела дезинфекции. Иначе крысы и моль съедят все ваши ценные бумаги.
— Я много раз говорил об этом и Феодосию Эдмундовичу, и Ивану Ивановичу. Но все никак не решимся. Нужно проводить настоящую ревизию.
— И как можно скорее, — добавил Дронго. Он все еще думал о сообщении Эдгара Вейдеманиса, подтвердившего его худшие опасения.
Глава 4
Они прошли по коридору, и Валерий Петрович открыл дверь в комнату редакторов. Это была даже не комната, а достаточно просторный зал метров на пятьдесят. Пять столов, за четырьмя сидели редакторы. Шесть больших шкафов, даже не запирающихся на ключ, так как все были переполнены рукописями и бумагами в папках. Многие рукописи лежали и на шкафах, образуя внушительные стопки. Некоторые лежали на двух диванах. Одна стена была целиком занята стеллажами, на которых тоже были рукописи и книги.
Ближе к дверям сидел высокий мужчина с короткой седоватой бородкой, острым носом, в очках. Он недовольно посмотрел на вошедших. Это был Виктор Кустицын. За соседним столом расположилась женщина в очках. Строгий взгляд педагога, мягкие, округлые формы лица, короткая стрижка. Женщине было чуть больше сорока пяти. Это была Марина Сундукова. У окна сидела другая дама, Людмила Убаева. Она была моложе. Среднего роста, худощавая, с глубоко посаженными глазами, волосами неопределенного светлого цвета, острыми чертами лица. Чуть дальше за другим столом расположился четвертый редактор — Владимир Веремеенко. Он был самым молодым из присутствующих. У него была внешность скорее актера, чем редактора. Он поправил непослушные волосы и первым поздоровался с вошедшими:
— Добрый день, Валерий Петрович. Это, очевидно, наш эксперт, о котором вы нам говорили.
— Да, — кивнул Оленев, — господин Дронго любезно согласился нам помочь.
— Как вы сказали? — спросила Сундукова. — Дронго? Это имя или фамилия? У сербов встречаются имена Драго или Дранко.
— Дронго, — поправил ее Валерий Петрович. — Господин эксперт согласился провести свое частное расследование и попытаться установить, куда могли исчезнуть наши рукописи.
— Это очень хорошо, — вздохнула Сундукова, — может, скорее закончится этот ужас, с которым мы столкнулись. А вы не проверяли последнюю рукопись?
Дронго не успел предупредить Оленева, чтобы тот ничего не говорил. Валерий Петрович его опередил.
— Преступление уже совершено. Убийца написал нам правду.
Наступило тяжелое молчание. Все смотрели на гостя.
— Это не совсем так, — сразу сказал Дронго. — Мой напарник сообщил, что несколько недель назад было совершено преступление, похожее на то, которое было описано в последней рукописи. |