— Подожди, выслушай, что я скажу. Мы пытались решить задачу в условиях двух измерений, так? А не следует ли нам подумать об одном измерении?

— О чем ты? Как это, одно измерение?

— А так. Берем фотографии и раскладываем их в линию!

— Эта линия будет длиной в сотню ярдов.

Он принялся наскоро набрасывать цифры прямо на животе коллеги, и мне пришлось наклониться как можно ниже, отслеживая, чтобы в вычисления не вкралось никакой случайной ошибки.

— Так и есть. Две сотни ярдов длиной. Как-то громоздко, тебе не кажется?

— Но нам же не придется ее складывать, — возразил я. — Потому что мы будем ее скручивать! Прикрепляешь один конец к одному пластмассовому стержню, а другой — к другому. И скручиваешь их вместе!

— Великий Патрик! — Пораженный масштабом моей идеи Майк позволил себе некоторое богохульство. — Ты вроде как прав!

Но в тот же самый день нас постиг удар. Приглашенный профессор, прибыв из Калифорнии, привез к нам в университет плохие новости. Ходят слухи, рассказал он, что Паул Деррик работает над проблемой неэлектронного микрофильма. Сам он, этот профессор, не совсем понимал, о чем идет речь, но мы поняли прекрасно. И сердца наши опять заныли.

— Наверняка он прослышал о наших опытах, — предположил я. — Мы должны утереть ему нос.

О, как мы старались! Мы сами делали фотографии, сами склеивали их и прицепляли к палочкам. Работа нечеловеческой сложности и тонкости, она, безусловно, требовала искусства опытного художника, но мы поклялись обойтись без посторонних и обошлись.

Система работала, но Майк продолжал испытывать сомнения.

— Что-то я не уверен в ее практичности. Если нужно найти конкретное место на пленке, то приходится крутить ее, крутить и крутить. В одну сторону или в другую. Огромная нагрузка на лучезапястный сустав.

Но других путей не было. Я склонялся к публикации результатов, но Майк оставался неумолим.

— Надо посмотреть, что выдумал Деррик, — уперся он.

— Но если у него такая штука, то он получит приоритет.

Майк покачал головой.

— Если такая, то черт с ним. На Нобелевскую она не тянет. Чего-то тут не хватает. Научное предвидение говорит мне об этом.

И он с такой искренностью положил ладонь на вышитую на кармане его рубашки куколку, что я просто не мог спорить. Майк, в конце концов, прирожденный ученый. А прирожденные ученые нутром чуют, за что дают Нобелевскую премию, а за что не дают. Что, собственно, и делает их учеными.

Деррик действительно объявил о своем открытии, но в нем оказалось такое серьезнейшее упущение, что оно сразу стало ясно даже среднестатистическому студенту.

Неэлектронный микрофильм Деррика представлял собой в точности нашу двухмерную простыню и даже не складывался. Просто висел себе сверху вниз на большой стенке, рядом с которой стояла стремянка. Один из студентов семинара Деррика взбирайся по этой стремянке и вслух читал то, что видел. С помощью микрофона, разумеется.

Конечно, каждый охал и ахал от того, что микрофильмы, оказывается, можно читать невооруженным глазом, но Майк, наблюдая за происходящим по телевидению, вдруг в восторге хлопнул себя по коленям.

— Идиот! — завопил он. — А если у человека акрофобия, что тогда?

Точно! Как только Майк завопил, мне сразу бросилось в глаза это огромное упущение. Системой Деррика не смогут воспользоваться люди с боязнью высоты!

Но я ухватил его за рукав и прошипел:

— Не суетись, Майк. Над Дерриком все станут потешаться, он рассвирепеет, а это опасно. Как только акрофобия вылезет наружу, Деррик почувствует себя униженным и бросится на нее всеми силами своего величественного разума и наверняка изобретет что-нибудь стоящее. За неделю или две.