— Ты куда, Вася? спрашиваетъ Никандра, повязывая себѣ галстукъ;

— Къ теткѣ схожу сперва, да потомъ къ Петру Семенычу Рылову: онъ мнѣ сродни приходится.

— А послѣ?

— Послѣ въ Палкинъ; приходите, братцы. Веселѣе будетъ.

— Нѣтъ, мы въ Баварію.

— Рыло поскоблить надо! говоритъ одинъ изъ молодцовъ. обладающій прапорщицкими усами, и третъ себя по подбородку.

— И мнѣ нужно; зайдемъ вмѣстѣ и подовьемся. На уголъ пойдемъ: тутъ лихая цирульня. О троицѣ меня такъ завили, что недѣлю завивка стояла; эдакими вавилонами на вискахъ и баранами на затылкѣ.

— Ужъ нашелъ цырульню! — яманистая!

— Вася! дай мнѣ галстучка надѣть: у тебя два.

— А нешто тебѣ Карлъ Богданычъ не далъ?

— Нѣтъ; я у него фуфайку байковую вымаклачилъ.

— Да вѣдь ты его истаскаешь, виномъ зальешь!

— Не залью, лѣшій!

— Да право жалко….

— Ну дай, я тебѣ двѣ бутылки пива поставлю.

— Ну, пожалуй, бери.

И мѣна совершилась. Вскорѣ молодцовая опустѣла. Обитатели ея разбѣжались.

Черезъ полчаса Никандра и Петра, завитые какъ крымскіе бараны, стояли у подъѣзда парикмахерской и нанимали извозчика.

— Да куда же, купцы, прикажете?

— Петра, куда поѣдемъ?

— Да что тутъ разговаривать! Валяй куда глаза глядятъ.

— Ну что, до трехъ часовъ много-ли возьмешь?

— Три рублика, господа купцы, безъ лишняго.

— Ну, Петра, что-жъ, растопимъ что-ли? Идетъ пополамъ? Ужъ все, значитъ, такъ и будемъ вмѣстѣ ѣздить.

— Валяй!

Молодцы поѣхали.

— Куда же, купцы? спросилъ извозчикъ.

— Да прямо.

— Нѣтъ, погоди, перво заѣдемъ въ погребокъ. Постой на-право!

— Петра, глянь-ко: никакъ наши ѣдутъ!

— И то ѣдутъ!

Онъ свистнулъ, махнулъ рукой и указалъ на погребъ. Молодцы соединились и пошли подъ вывѣску виноградной кисти.

Часа четыре ѣздили не имѣющіе въ Петербургѣ ни роду, ни племени Никандръ и Петръ, во много мѣстъ заѣзжали они, много перепили разной хмѣльной дряни, а все-еще не пьяны, только навеселѣ.

— Куда-же?

— Пошолъ въ Тулу, ко Владимерской. Покажемъ!

Ежели кто желаетъ видѣть въ этотъ день молодцовъ во всемъ ихъ разгулѣ, отправляйтесь въ слѣдующія трактиры и гостинницы: въ Баварію, въ Палермо за Пассажемъ, въ Палкинъ и въ Тулу. Эти заведенія потому предпочитаются молодцами, что ихъ не посѣщаютъ хозяева.

И такъ, читатель, послѣдуемте за Петромъ и Никандромъ въ гостинницу Тулу.

— Я думаю, ужъ наши здѣсь? сказалъ Петръ, входя въ корридоръ.

— Здѣсь, здѣсь, пожалуйте! отвѣтилъ съ не то глупою, не то лукавою улыбкою корридорный, узнавшій птицу по полету.

— А ты почемъ знаешь?

— Извѣстно, господа купцы.

— Эка братъ, Петра, намъ честь: всѣ знаютъ апраксинцевъ. Куда же идти?

— Пожалуйте.

И лакей указалъ на дверь.

Оттуда слышались звуки разбитаго фортепьяно, пѣніе, крики «ура» и даже какой-то вой. Двери распахнулись и они очутились въ довольно обширной комнатѣ. На диванѣ и на стульяхъ лежало и сидѣло до пятнадцати молодцовъ; нѣкоторые, тяготясь одеждою, сняли сертуки, а нѣкоторые, тяготясь собственною своею тяжестью, лежали въ углу на шубахъ. Какой-то господинъ, взмахивающій физіономіею на цыгана, игралъ на фортепьяно какую-то польку. Два стола были установлены бутылками, штофами и закусками.

— Здравствуйте, братцы, съ пальцемъ девять! закричалъ вошедшій Петръ и принялся откалывать трепака.

— Съ огурцомъ пятнадцать! отвѣчала вся компанія и заорала «браво» и «bis», глядя на пляшущаго Петра.