— Тихо, черт возьми! — Анум больно стискивает ей руку. — Это значит: будь человеком искренним и правдивым!

— Ага. — Женщина с трудом сдерживает смех.

По завершении обряда церемониймейстер приносит символическую жертву в честь духов предков — выливает на землю алкоголь — и просит их любви и покровительства для ребенка. Имя малышу дано, и теперь начинается настоящий праздник. Все пьют и едят сколько влезет, и никто ни на кого не обращает внимания. Анум занялся пивом, которое, к слову, имеет отменный вкус. Малика пьет вино, но потом, желая поддержать честь арабской семьи, переключается на колу.

Когда начались танцы, все участники праздника уже крепко навеселе. На землю опустились сумерки.

— Пора собираться. — Хадиджа и мать со спящей Дарьей на руках, а также испачкавшаяся и вспотевшая Марыся стоят перед веселой Маликой.

— Как это? Да вы с ума сошли! Хотите испортить мне праздник?! — Нетвердо стоящая на ногах Малика хватает сестру за руку. — Я совершенно не согласна! Я никуда не поеду!

— Так останься, если тебя это так развлекает, — отвечает мать, подбирая подходящие выражения.

— Как вы себе это представляете? Вы думаете сами отсюда выбираться? Это же африканская глушь.

— Я внимательно осматривала окрестности, когда мы сюда ехали, даже на том участке, где гравий, заметила фонари. Кроме того, к этой деревушке ведет единственная дорога, так что заблудиться невозможно, — говорит Хадиджа.

— Лучше, чтобы девочки не видели таких развлечений, — добавляет мать, поджимая губы, и быстро поворачивается к дочери спиной.

— C’est la vie! — Малика смотрит мутным взглядом на удаляющуюся семью.

Затем она снимает блузку, бросает ее на деревянную лавку и в одном только кружевном лифчике вскакивает на настил для танцующих.

Плотная толпа движется в ритме тамтамов, будто в трансе. Анум остался только в обтягивающих темно-синих джинсах, его кожа цвета красного дерева блестит от пота. Стройный силуэт хорошо сложенного высокого мужчины действует на Малику как магнит. Атмосфера на настиле пропитана ароматом чувственности и секса. Некоторые девушки танцуют в длинных юбках, иные топлес или почти топлес, прикрытые только ожерельями из мелких кораллов. Мужчины в одних брюках, шортах или бермудах, и каждый из них — с обнаженным торсом. Все танцуют босиком. Обувь мешает ощущению ритма и единения с природой. Малика чувствует на бедрах сильные мужские ладони, которые начинают вести ее за собой под ритм барабанов.

— Ты красивая, — слышит она томный голос, шепчущий прямо в ухо. — Хочу быть ближе, и ближе, и ближе…

Анум поворачивает ее лицом к себе, одним движением прижимает к своей покрытой потом груди и бедрам. Женщина чувствует по оттопырившимся брюкам, как он возбужден. Она едва может вздохнуть, у нее кружится голова, а низ живота сжимают спазмы. Она так давно ни с кем не была, так сильно в этом нуждается и так желает этого! Никогда она не чувствовала такого звериного желания, горячего и томного. Она могла бы это сделать на глазах у всех. Мужчина берет ее за руку и тянет к виднеющимся постройкам. В красном бараке погашен свет, и Анум с трудом открывает входную дверь. Впотьмах направляется в сторону самой дальней комнаты справа. Малика ищет зажигалку и натыкается в полумраке на грубый деревянный стол со свечой посередине. Любовники начинают двигаться с дикой похотью, и от мигающего света на стенах отражается бешеная пляска теней. Юбка и брюки брошены на грязный глиняный пол. Анум потеет еще больше, и запах, исходящий от его тела, становится необычайно острым. Малика не выносит пота, но на этот раз запах доводит ее до сумасшествия, и женщина слизывает соленую влагу с тела своего партнера, посасывает ему ухо и осторожно его покусывает. Волосы у него на голове короткие и жесткие, и Малика гладит их кончиками пальцев, касается их щекой.