Попасть в общежитие оказалось несложно, даже по стене лезть не пришлось. Мягкое внушение и, назвавшись, родственником одного из студентов, которому я собирался сделать сюрприз, я прошёл на нужный этаж.

Одногруппники не видели Лесю уже больше недели, но истории, которые о ней рассказали, вызвали у меня нешуточную тревогу. Сестра с тех самых пор замкнулась в себе. Сторонилась людей. Не искала дружбы или новых знакомств. Не ходила на вечеринки и квартирники. «Вписки», как сказал какой-то синеволосый студент. А в последнее время выглядела усталой, дёрганной и нездоровой. На тех, кто проявлял обеспокоенность, она лишь срывалась и требовала оставить её в покое.

Один из ребят, явно имевший романтический интерес к сестре, вспомнил, как несколько раз её забирал на машине какой-то тип «со скользким взглядом». Так и сказал. Номер «помидорно-красная бэха» имела запоминающийся — Х999ХХ.

Дальше — дело техники. Десять лет назад мне пришлось бы искать диск с базами данных на Горбушке у подозрительных лиц. Сейчас — в одном из мессенджеров за несколько тысяч я получил адрес регистрации Болеславского Павла Валентиновича 94-го года рождения.

Вот в жилой комплекс, где прописался этот товарищ, проникнуть оказалось сложнее, чем в общагу. Вход на территорию осуществлялся через КПП — дом явно не простой. А забор в высоту составлял больше трёх метров без возможности на что-либо опереться или зацепиться.

Обойдя ЖК по кругу, нашёл не сильно освещённую точку, и с разбегу перепрыгнул через кирпичную стену. Спасибо алхимии, которую в своё время на меня спустили с годовой бюджет Миальфана. В победе над Драэгаматом был кровно заинтересован весь Ниаттис.

Пристроившись за одним из жильцов, попал в подъезд. Так я оказался на двадцать первом этаже перед внушительной входной дверью. Убедившись, что на лестничной площадке пусто, залепил жвачкой ближайшие дверные глазки и вонзил Лазарь в замочную скважину. Лезвие пробило сталь, не почувствовав преграды. Щель получилась не очень толстой, сразу и не заметишь. Убрав меч, толкнул дверь, открывая проход в квартиру Павла. Именно так звали молодого человека, с кем неоднократно видели Лесю.

Жил владелец на широкую ногу и даже не скрывался. Остатки белого порошка я нашёл прямо на прикроватной тумбочке, рассыпанными на мелком зеркальце. В самой же тумбочке что-то вроде табакерки, блестящей, сука, набитой всё той же химией.

На полу пустые бутылки с яркими этикетками. На кухне — грязные тарелки и ещё больше бутылок. Если бы не богатая обстановка, решил бы, что тару он собирает со всего района, чтобы сдать за мелочь.

Я искал какие-то записи, когда в дверном замке провернулся ключ. Створку я просто прикрыл за собой. С перерезанными ригелями закрыть её не получилось бы при всём желании.

— Какого хера?.. — голос с лестничной площадки растягивал гласные и не скрывал крайнее опьянение юнца.

Широкими вальяжными шагами он ввалился в гостиную и заворочал во все стороны телом, будто у него отказала шея. Ступив из тёмной спальни, я подсёк его ногу и заломил руку, с силой ставя на колени.

— Мразь, ты кто такой?! Ты хоть знаешь, кто мой отец?! Тебе конец!

Поток словесной грязи лился из его рта неостановимо, как прорвавшаяся канализационная труба.

Прикосновение покаяния.

«Павел привык к хорошей жизни. Отец-депутат с детства внушил ему, что в мире есть лишь две категории людей: те, кто доит и те, кого доят. Если он хотел чего-то добиться, следовало следить, чтобы не оказаться во второй группе. Для этого полагалось заводить связи. Оказывать услуги. Узнавать ценную, часто грязную информацию. И самые полезные знакомства заводились именно в институте. Отец обещал пристроить Пашеньку в бизнес, а потом и на своё место. Нужно было лишь подождать.

Леся ему даже не нравилась. Слишком худенькая, слишком замороченная.