Лутше так, отшен лутше, если стабилизатор. Потому што, когда Луна долететь, будет мягкий посадка, если есть воздух.
Митки почти понял, что он сказал. Почти. Слова показались ему знакомыми, в голове возникли картины и необычные мысли, и от напряжения у него задрожали усики.
Под тяжелыми шагами профессора задрожали половицы, когда он подошел к двери на кухню и остановился, задумчиво глядя на вход в мышиную норку в плинтусе.
— Мошет, я опять поставиль мышеловка и… Но нет. Нет, Митки, маленький звездный мышь. Ти заслушиль мир и покой, так? Покой и сыр. Другой ракет на Луна, и другой мышь, вот так.
Ракет. Луна. В голове серого мышонка, прятавшегося возле тарелки с сыром и невидимого в тени, мелькали непонятные образы. Он почти, почти все вспомнил.
Шаги профессора удалились, и Митки занялся сыром.
Щелчок. Голос профессора назвал номер.
— Хардвортский лабораторий? Это профессор Обербюргер. Мне нушен мыши. Нет, подошдите, мышь. Один мышь… Как? Да, белый мышь, годится. Цвет не вашно. Мошно даше малиновый. Как? Нет, нет, я знай, што у вас нет малиновый мышь. Я, как вы говорить, шутиль только… Когда? Нет спешка. Неделя годится… невашно. Просто шлите мышь, когда вы удобно, нет?
Щелчок.
В мозгу мышонка, сидевшего около холодильника, тоже что-то щелкнуло. Митки перестал грызть сыр и внимательно на него посмотрел. Он вспомнил слово, которое обозначало его любимый деликатес. «Сыр».
— Сыр, — произнес он очень тихо, себе под нос.
Получилось нечто среднее между писком и настоящим словом, потому что голосовые связки, которыми наделили его пркслиане, как будто заржавели после долгого неупотребления. Но уже во второй раз у него получилось гораздо лучше.
— Сыр, — повторил Митки.
И тут, словно по собственной воле, без всякого участия с его стороны, возникло два других слова:
— Это ест сыр.
Митки немного испугался и потому помчался назад, в свою норку и ее успокоительную темноту. Но тут ему стало еще страшнее, потому что он вспомнил слово и для нее:
— Дыра в стена.
Она больше не была просто картинкой в его сознании. Он знал слово, которым она называлась. Митки был озадачен, и чем больше он вспоминал, тем сильнее становилось его замешательство.
Темнота за стенами дома профессора, темнота в мышиной норке. Однако в комнате профессора ярко горел свет, а в голове Митки, который наблюдал за ним из своего укрытия, тоже начало постепенно проясняться, тьма отступала.
Сверкающий цилиндр на рабочем столе профессора — Митки уже видел такой раньше. И знал, как он называется: «ракет».
А огромное существо, которое над ним колдовало, беспрестанно разговаривая с самим собой…
Митки чуть не крикнул: «Профессор!»
Но врожденная осторожность заставила его промолчать и слушать.
Сияющие ярким светом воспоминания Митки теперь походили на снежный ком. Профессор говорил, а Митки узнавал слова и их значения.
В конце концов куски головоломки встали на свои места, и в сознании мышонка возникла четкая картина.
— И отделение, каюта для мышка… Гидравлический поглотитель еще нушно, штобы мышь приземляйсь мягко. А потом коротковолновый радио, штобы сказаль мне, шив ли он в атмосфер Луна после… Атмосфер. — В голосе профессора прозвучало презрение. — Я не слушай болван, который говорит, будто на Луна нет атмосфер. И все потому, што спектроскоп…
Однако горечь в словах профессора была ничем по сравнению с горечью, которая накатила на Митки.
Потому что Митки снова стал Митки. К нему вернулись все его воспоминания, правда немного путаные и не слишком четкие. Его мечты о Мышландии и все такое.
Он вспомнил, как увидел Минни, когда вернулся, и как ступил на заряженный электричеством кусок фольги, который положил конец его мечтам. |