Он провел ладонью по животу и сказал:
– Ох, ну и жара!
– Твою мать! – Вольф ударил кулаком по двери. – Стоило тебе только снюхаться с этим еврейчиком, не говоря уже о блядуне Эдди, как ты растерял всю свою храбрость. Я был о тебе лучшего мнения, Уолтер.
Моска поставил пустую пивную банку на комод.
– Слушай, Вольф, не трогай моих друзей. Ни слова о них больше. А теперь о деле. Вольф, ты же пройдоха хоть куда, я же знаю, что ты уже получил брачные бумаги. И теперь ты можешь обстряпать это дельце и рвануть в Штаты. А мне еще тут сидеть три или четыре месяца. Фрицев я не боюсь, но, если дело выгорит, мне же на улицу нельзя будет нос высунуть. Тут надо или сразу сваливать из Бремена, или перестрелять всех свидетелей, как только мы получим деньги. Я не могу сделать ни того, ни другого. Я не собираюсь все лето ходить и оглядываться – даже за миллион «зеленых». – Он помолчал и добавила – По правде, Вольф, мне очень неприятно, что так вышло.
Вольф уставился на дверь и качал головой так, словно удостоверился в том, о чем уже давно догадывался, и, вспомнив тот давний случай, когда адъютант в офицерском клубе заставил Моску дать задний ход, сказал:
– Знаешь, Уолтер, я ведь могу в одну секунду заложить вас – тебя и Геллу. Я просто подам рапорт в военную полицию. Что ты нарушаешь закон военной администрации и проживаешь вместе с немцами в одном доме. И еще есть кое-что, о чем можно упомянуть в этом рапорте.
К его изумлению, Моска только расхохотался ему в лицо:
– О господи, Вольф, попей пивка и катись отсюда к чертовой матери! Я еще могу поиграть с тобой в гангстеров, но, прошу тебя, этого не трогай. Я же не из тех пленных фрицев, кого ты брал на понт!
Вольф попытался придать своему лицу угрожающее выражение, но Моска всем видом излучал непоколебимую уверенность; его худое лицо с тонкими губами было исполнено силы, а взгляд темных глаз был таким серьезным, что Вольфу осталось только вздохнуть и слабо улыбнуться.
– Эх, сукин ты сын! – сказал Вольф, сдаваясь. – Дай-ка мне пива. – И добавил печально, качая головой:
– Банка пива стоимостью в пять тысяч. – И, приложившись к банке, стал обдумывать свою месть Моске за его предательство. Но Вольф понял, что ничего не сможет сделать. Если донести на Моску в военную полицию и тут же смыться в Штаты, то этим доносом он никакой выгоды для себя не извлечет, зато возникнет опасность, что Моска ему рано или поздно отомстит.
Нет, придется сматывать удочки – и все. Что ж, он добыл на черном рынке целое состояние – несколько коробочек бриллиантов, и еще имелась приличная сумма наличными. Зачем рисковать и ставить свое благополучие под угрозу?
Он вздохнул и допил пиво. Трудно упускать из рук такую прекрасную возможность. Он понимал, что у него никогда не хватит запала провернуть подобную операцию в одиночку. "Ну ладно, – думал он, – придется надыбать побольше сигарет, где только возможно, пошмонаю по всей базе – буду скупать по дешевке, толкать подороже. Так можно наварить тысячу «зеленых».
Вольф протянул Моске руку.
– Ну, забудем все, – сказал он. Он теперь испугался, как бы Моска не воспринял слишком серьезно его угрозу – ему очень не хотелось последние недели в Германии чувствовать себя неуютно. – Извини, что я пытался тебе угрожать, но, знаешь, потерять такие бабки… Забудь, что я тебе наговорил.
Они пожали друг другу руки.
– Ладно! – сказал Моска. Он проводил Вольфа до двери и сказал ему на прощанье:
– Может, тебе удастся обделать это дельце самому.
Когда Моска вернулся в гостиную, обе женщины посмотрели на него вопросительно: они слышали, как злобно разговаривал с ним Вольф. |