Его дрожащая рука вытащила из кармана металлический ящичек. Щелчок. Разогревалась, машинка медленно начала издавать свой резкий, раздирающий уши звук, а потом ускорила его.

«Единственное оружие против Арфисток, – сказал Курт. – Звук можно побороть только звуком.»

Маленькая машинка растянула свои оглушающие вибрации и, словно когтями, сжала ужасную песню Арфисток, скручивала и дробила ее, врываясь своей звуковой интерференцией в рычащие диссонансы.

Саймон двинулся к трону и Таросу.

Теперь в глазах Тароса появилось страшное сомнение.

Арфистки, обезумевшие и испуганные, боролись с невыносимыми звуками, превратившими их песню в страшную какофонию. Ужасающий звуковой конфликт создавал ярость, в основном неслышную, но Саймон чувствовал, как его тело сотрясается от невероятных вибраций.

Он шатался, но продолжал идти вперед. Лицо Тароса и всех остальных было искажено болью. Король лежал без сознания на своем троне.

Буря разбиваемых гармоний рычала вокруг трона, словно голос самого безумия. Саймон, разум которого находился в полнейшем хаосе, знал, что так ему долго не выдержать…

И внезапно все кончилось. Разбитые, побежденные, измученные Арфистки остановили безумные вибрации своих мембран. И, полностью замолчавшие, они бессильно лежали в руках своих похитителей; их нежные глаза заволоклись безнадежным страхом.

Саймон захохотал и сказал Таросу:

– Мое оружие сильнее вашего!

Тарос уронил Арфистку, и та уползла за трон.

– Тогда мы возьмем его у тебя, землянин! – сказал Тарос и прыгнул на Саймона. За ним бросились другие, охваченные горькой яростью поражения, когда они были так уверены в победе.

Саймон схватил свой диск, поднес его к губам, нажал кнопку и крикнул одно слово:

– Скорее!

Но он чувствовал, что было уже поздно. До той минуты, когда страх разбил силы традиций, Курт и Отто не могли проникнуть в это запретное место иначе как штурмом, который помешал бы.

Саймон упал под ударами нападающих. Падая, он увидел, как бежавшие было советники возвращаются и спешат к нему на помощь. Среди них он узнал и Диона.

Что‑то жестко ударило его по голове, и он почувствовал на теле давящий груз. Кто‑то вопил. Саймон увидел в свете факелов блеск стрел.

Он пытался подняться, но не мог. Он почти потерял сознание, заполненный хаосом движений и страшных звуков. Он чувствовал запах крови и боль.

Видимо, он все‑таки встал, потому что обнаружил, что стоит на четвереньках над телом Диона. Медная стрела торчала в груди мальчика, кровь текла по золотистой коже. Взгляды их встретились. Глаза Диона были уже почти затуманены.

– Отец, – прошептал он дрожащим голосом и потянулся к Саймону. Саймон прижал его к себе. Дион прошептал что‑то еще раз и испустил дух. Саймон продолжал прижимать его к себе, хотя тело юноши потяжелело и глаза застыли.

Саймон заметил, что в зале тишина. Один голос окликнул его. Он поднял голову и увидел Курта и Отто, которые с тревогой смотрели на него. Он едва видел их.

– Малыш был уверен, что я его отец, – сказал Саймон. – Он бросился в мои объятия и назвал меня отцом перед смертью.

Отто взял тело Диона и осторожно отнес его на плиты.

– Все кончено, Саймон, – сказал Курт. – Мы успели вовремя и теперь все в порядке.

Саймон встал. Тарос и его люди лежали мертвыми. Те, кто пытался вызвать ненависть, исчезли, и Арфистки никогда больше не появятся в Монебе – так заверяли Саймона окружавшие его советники, все еще бледные и дрожащие.

Он плохо слышал их. Куда менее отчетливо, чем последний вздох умирающего мальчика.

Он повернулся и вышел из зала Совета. На улице была ночь. Факелы трещали на ледяном ветре. Саймон чувствовал себя безмерно уставшим.

К нему подошел Курт.