Смерть вновь промолчала. Ее слово все равно будет последним, когда она встретится с наглым мальчишкой лицом к лицу и взглянет прямо в глаза. А пока пусть делает свою – её – работу!

Лейхтвейс… Имя казалось легким и невесомым, словно клочок вечернего тумана. Лейхт-вейс…

…Чужое имя, чужое небо, приказ получен, пристегнут ранец. Всесилен разум – венец творенья, он в поднебесье шагнуть позволил и обернулся крылатой птицей – не ради жизни, но Смерти ради…

Смерть по-прежнему была рядом, у самого плеча, но Лейхтвейс уже забыл о ней. Привычка! В небе они всегда вместе, такая уж у него служба. Мельком взглянул на часы, затем на компас, уточняя направление, и вновь вспомнил карту. Итак, Париж, Сена, берег левый, берег правый. Правый ему и нужен, за жилыми кварталами – Булонский лес, 16-й округ, ориентир – площадь Виктора Гюго. А прямо за нею – неровные квадраты Пасси: особняки, зеленые дворики, узкие улочки. До того, как стемнеет, он должен отыскать нужную.

Правая рука – вперед, ладонь в перчатке-гироскопе разжата. Легкий свист ветра в ушах. Послушная небесная твердь поддалась, уступая дорогу. Быстрее, быстрее, быстрее!..

…Крылатый демон лишен сомнений, пряма дорога, спокоен разум, он выше прочих, сильней и зорче, ему подвластен простор небесный. Пусть пал Люцифер, он – превозможет…

Работаем!

Смерть, проводив его взглядом, неслышно скользнула вслед. Она не отстанет.

Лейхт-вейс…

2

Шагнув с крыльца на истертый булыжник, он, не думая, поглядел налево в сторону маленькой площади с храмом, попытавшись поднять правую руку ладонью ко лбу. Не смог – наручники на запястьях, чужие пальцы на локте. Карабинер слева, и справа карабинер. Держат крепко, не вырвешься – и крест не сотворишь. «Иначе пути не будет, – непонятно в шутку или всерьез говаривал дед, старый вольнодумец и почитатель Бакунина. – Храмов много, но этот, Сандро, наш!» И сам подавал пример. Все прочие игнорировал, даже базилику Святого Петра, его же наместника без всякого почтения именовал шаманом в камилавке. Маленький Сандро вначале очень этому удивлялся, а потом решил, что у деда наверняка был свой дедушка. Он и научил креститься. Насчет же шамана деду виднее, потому что он не просто дед, а еще и профессор истории.

Бабушка, когда они выходили из дому вместе, тоже крестилась на храм, после чего доставала из сумочки расческу и честно пыталась привести в порядок буйные вихры внука. Без особого успеха – жесткие волосы с трудом поддавались даже ножницам парикмахера. Два-три шага по улице – и все усилия насмарку. Мальчик рос истинным дикобразом – и очень этим гордился.

На улице вышла заминка. Один из карабинеров принялся докладывать хмурому типу в штатском, второй на миг ослабил хватку, и человек в наручниках смог снова взглянуть на знакомый с детства храм. Chiesa Santa Maria della Pace – серый мрамор, четыре колонны у входа. Святая Мария улицы Мира… Там улица и заканчивается, не слишком длинная, всего на десяток домов. В детстве маленький Сандро легко пробегал от первого до последнего, даже дыхания не сбив. Ветер в ушах, старый булыжник скользит под ногами…

Дед умер в 1916-м, на полгода пережив бабушку, а через месяц после его похорон, внук, студент первого курса, ушел на фронт. Профессор бы не одобрил. «Войны бывают всякие, но эта – точно не наша», – обронил он незадолго перед кончиной. Внук думал иначе – и записался добровольцем. В казарме его первым делом коротко постригли, чему бабушка, будь она жива, очень бы порадовалась. Ненадолго – в окопах у Изонцо волосы снова отросли. Там бывшего студента и окрестили Дикобразом.