Изменить размер шрифта - +
Полковнику за тебя поручились.

Теперь все стало действительно ясно. В Рейхе пулеметчику работы пока нет. Но мир велик. «Спортивная делегация. Мир, дружба, сотрудничество!»

– А испанцы в команде есть?

Вилли усмехнулся.

– Пока, к сожалению, нет, но скоро двух парней в полк направят. Не испанцы, однако язык знают.

Поглядел наверх, прищурился – и шепотом:

– А ты, Таубе, в Испании уже работал?

Лейхтвейс тоже поглядел на юрких скальных лягушек.

– Догадайся!

 

* * *

– Разведка мирный договор не подписывает, – заметил как-то Карл Иванович. – Большевики рассылают по всему миру не только шпионов, но и диверсантов. В Польше их отряды воевали до середины 20-х, естественно под видом местных партизан. Мы тоже не забывали чешские Судеты и польскую Силезию. Точно по Гоббсу – война всех против всех.

Говорили, как и обычно, по-русски. Немецкий – он больше для докладов.

– В 1934-м были убиты австрийский канцлер Энгельберт Дольфус и министр внутренних дел Польши Бронислав Перацкий.

– Не только, – вспомнил Лейхтвейс. – Еще Киров, Луи Барту и король Александр.

Карл Иванович бледно улыбнулся.

– Урожайный был год. Работали без выходных. Так вот, Николай, даже в нашем аду есть строгие правила. Главное из них – адекватный ответ. Первыми начинать не принято, моветон. Русские послали террористов в Польшу в ответ на рейды Булак-Балаховича и были правы. Дольфус подписал несколько смертных приговоров, как и Бронеслав Перацкий. Пришлось отвечать. А правило второе – не устраивать вендетту. Дуэль есть дуэль, получил ответ – и распишись. Иначе в дело вступит армия. Догадываетесь, зачем я вам все это рассказываю?

Загадка была простой. Лейхтвейс уже готовился к парижской командировке.

– Французы применили марсианский ранец? Против Рейха?

Куратор взглянул строго.

– Думаете, я отвечу? Нет, Николай, ответите вы. Причем адекватно.

В небе над Парижем Лейхтвейс был спокоен. Не он начал войну.

 

* * *

Веревка упала с карниза, где свила гнездо одна из лягушек. Банкенхоль подошел ближе и поманил Лейхтвейса.

– А ну-ка взгляни. Что это, по-твоему?

Николай Таубе вспомнил школу. Хемницер, басня «Метафизик»: «Веревка! – вервие простое!». Но не в данном случае.

– Манила или конопля?

– Манила, крученая, хорошо держит рывок, – гефрайтер взялся за веревку и поглядел вверх. – Я уже говорил: на скалу тебе еще рано. И сейчас поймешь, почему. А ну-ка, Николас, попробуй подняться, метра на два, не выше, допустим, во-о-он к той щели. Говорю сразу: главная ошибка – ноги. Не то, что они у тебя есть, а то, что ты их не используешь. На скале одних рук мало.

Лейхтвейс вспомнил, как учил Цаплю воздушному бою. Сейчас он наверняка сделает все неправильно. И это даже хорошо, опасно ощущать себя лучшим.

«Скромнее, мой Никодим!»

 

2

Сначала он увидел реку, текущую на дне огромного каменного ущелья. В незапамятные дни земная плоть в этом месте была рассечена неведомой силой, края разошлись, и уже ничто не смогло бы вернуть их на место. Время залечило рану, но вечный шрам остался. Одна сторона ущелья отвесна и пуста – серый камень и зеленые пятна травы. Другая, вначале чуть более пологая, когда-то вздымалась вверх неровной тяжелой горой. Но теперь гора исчезла, скрытая желтой черепичной чешуей. Дома облепили ее со всех сторон, не оставив и малого пятна. Глина победила камень. Над крышами – острые иглы кампанил, чем дальше по склону, тем выше, и венцом всему – древняя зубчатая башня.

Быстрый переход