Шаги стихли, но окошко все еще не открывалось.
«…Будет родина свободной, будем с ней свободны мы!»
Открылось!
– Стоишь, Рихтер? Правильно, бдительность сохраняй! Газетчики ни хрена не знают, а я тебе скажу. Германское сопротивление – серьезней некуда. Они кабинет самого главного спалили, теперь принялись жечь виллы наших бонз. Хитро жгут – чтобы случайных жертв не было. Недавно Роберта Лея без загородного дома оставили, на пожарище все съехались – кроме главного, он, говорят, от злости по полу катался и ковры жевал. А еще побеги организовывают – такие, что и в сказках не бывает. Это лишь то, что я знаю, Рихтер. Найди дорожку к камраду Пейперу, всем нам поможешь. Ты же – парень ловкий, циркач!
– Цирковой, – не думая, поправил он. На допросе сдержался, успел укусить себя за язык.
Теперь за дверью соизволили посмеяться.
– Знаю! Это я тебя подкалываю, чтобы не закисал. И еще, Рихтер. Слушок прошел, что в тюрьмах и «кацетах» народ набирают, вроде как в армию. Кровью искупить, значит. Только никакая это не армия, смертников ищут, с билетом в один конец. Их вояки между собой иначе как «ублюдками» не титулуют. Говорят, в Венгрию пошлют, с румынами резаться. Ты, Рихтер, туда не суйся, иначе Святому Петру рапорт отдавать пойдешь…
И снова шаги в коридоре. Тяжелые, грузные, вразвалку.
– Все, Рихтер! Я сказал – ты понял.
Окошко с лязгом захлопнулось, но он еще долго стоял, не двигаясь с места. Запоминал, слово в слово, даже не пытаясь осмыслить. И лишь когда присел на холодные неровные нары, когда Время вновь потекло привычно, услышанное наконец сплелось в единый узор, затейливый и пока не слишком понятный.
«Кацет» – Харальд Пейпер – серый гауптман – Венгрия – румыны.
Венгрия?
* * *
– Большой войны в Европе не хочет никто, – констатировал Шут. – Никому неохота делать большие ставки, куманёк. Потому и в Испании войну заморозили, боялись, что на весь континент полыхнет. А вот слегка подраться в глухом уголке – почему бы и нет? Надо же испытать новую технику! На Пиренеях не вышло, значит, найдут иное место.
Король лишь пожал плечами.
– Ты стал скучен, дурачина. Осталось пожаловать тебя титулом сеньора де Ла Палиса. Добавь еще, что Франция не прочь подгадить Рейху – и наоборот. Поэтому Бесноватый так трогательно дружит с Польшей. Больше на него натравить и некого, Сталин, которым всех пугают, – за «санитарным кордоном»: Польша, прибалтийские лимитрофы, Румыния. Вот когда этот кордон начнут пробивать, тогда и стоит задуматься. А самого Сталина уже не первый год пугают германо-польской агрессией, но у него крепкие нервы. Но где-то точно полыхнет, причем скоро.
– Клюв! – прищелкнул тонкими пальцами Шут. – За клювом надо следить. Куда повернется – там и бабахнет.
Наследник Виттельсбахов укоризненно покачал головой.
– Сегодня же указ подпишу, сеньор де Ла Палис. Легион «Кондор» мы отслеживаем, сейчас его перебрасывают на юг, в протекторат Богемия, на чешские аэродромы, туда сам Геринг дважды летал. Рядом Венгрия, но она – союзник Рейха.
Новоявленный сеньор печально вздохнул.
– Кажется, я сейчас сморожу очередную пошлость, но за Венгрией, куманёк, – румынская Трансильвания. А живут в ней, как ты знаешь, главным образом венгры.
Оба они следили за «клювом», за элитной авиацией Рейха.
А здесь – ублюдки.
4
– Стоило ли роскошествовать? Картошку я бы и сам пожарил, – осуждающе молвил Жорж Бонис, с немалой осторожностью водружая на столик бутылку марсельской граппы. |