Я поставил на пол её чемоданы и сжал холодную Женькину ладошку.
— Ирина Васильевна, это — Женя. Мы с ней…
— Ай, молодец! — перебила меня Ирина Васильевна.
И повернулась к Женьке.
— Раздевайся, красавица! Пойдём на кухню, ужин готовить. Да и поболтаем по-женски. А то с твоего студента что взять? Если и придёт — так закроется в комнате и всё бумажками шуршит. Или храпит.
— Ничего он не храпит, — в смятении сказала Женька, снимая пальто.
— Храпит, храпит, — отмахнулась Ирина Васильевна. — Я всё слышу, у меня сон чуткий.
Взяв Женьку за руку, она практически потащила её на кухню. Женька оглядывалась на меня, а я только улыбался до ушей.
— Ирина Васильевна! — окликнул я. — Мы тут продуктов купили.
— Ну, так и положи их в холодильник, — уже из кухни ответила хозяйка. — Не помнишь, где он стоит?
Я только успел выгрузить купленные продукты в холодильник, как Ирина Васильевна снова окликнула меня:
— Опять тебе звонили! Этот, строгий. Два раза! Всё спрашивал: «Где Гореликов?» А я почём знаю?
Мне очень хотелось задержаться в Новгороде хотя бы ещё на неделю. Поближе познакомиться с родителями Женьки и ещё раз поговорить с избитым монахом.
Но Андрей Сергеевич не дал мне это сделать. Узнав, что ключ у меня, он потребовал, чтобы я немедленно возвращался в Ленинград. Мне удалось протянуть неделю только под предлогом возможного вызова в милицию.
Впрочем, в милицию меня так никто и не вызвал. Видимо, избитый монах ничего не сказал следователю. И заявление писать не стал.
Поэтому, как только прошла неделя, Андрей Сергеевич снова позвонил и категорически потребовал, чтобы я ехал в Ленинград.
Женька, конечно, слышала все наши телефонные разговоры и, наверняка, строила догадки. Но ни о чём не спрашивала. Куда больше её волновало то, как родители отнесутся к известию о её отъезде в Ленинград вместе со мной.
Казалось бы, что сложного в этой проблеме? Я вполне мог уехать познакомиться с родителями Женьки и уехать один. А она постепенно подготовила бы свой отъезд.
Но такой вариант мы не обсуждали, и даже не думали о нём. Едем вместе, и точка!
Видимо, наша уверенность так подействовала на родителей Женьки, что Николай Евгеньевич и Светлана Игоревна даже не спорили. Только спросили, где мы собираемся жить, и что станет с Женькиной учёбой. Я прямо при них позвонил Валентину Ивановичу и договорился о том, что Женьку зачислят в нашу группу.
Наверное, Валентин Иванович по моему голосу догадался, что дело очень срочное.
Уже на следующий день мы с Женькой сели в ленинградский поезд.
Я снял трубку и набрал номер.
— Андрей Сергеевич? Это Гореликов. Я в Ленинграде.
— Ну, наконец-то! — с явным облегчением ответил Андрей Сергеевич. — Значит, так, Александр! Слушайте меня внимательно. Завтра, ровно в десять часов утра жду вас на Литейном, четыре. Пропуск будет заказан, вас проводят. И не забудьте захватить с собой ключ!
— Хорошо, — ответил я, и Андрей Сергеевич повесил трубку.
После ужина, который за разговорами затянулся за полночь, мы с Женькой ушли в свою комнату. Женька внимательно оглядела скудную обстановку и незаметно вздохнула.
А я собрался с духом.
— Женя, я должен кое-что тебе рассказать.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Многого сказать не могу — это не мои секреты. Но общее представление у тебя должно быть.
Опуская множество деталей, я рассказал Женьке о том, что сотрудничаю с КГБ в поиске редких исторических артефактов. Упомянул и о роли Ганзы, точнее — современных последователей этого древнего союза. |