И тотчас после этой отметки идет следующая. Благочинный Струтинский встречает другого гостя.

«Мая 23-го (1845). Надобно ожидать другого гостя – митрополита. Опять хлопоты, суета – за хозяйство некогда и подумать. Вчера, впрочем, посеяно три меры проса и малость лену, а сегодня роздано жалованье, и прихватом слепил проповеденку на неделю св. отец и на случай прибытия владыки, о котором неизвестно еще, где предполагает литургисать. Послан нарочный уведать».

«24-го мая. Получив обстоятельное описание выезда нашего пастыря, из которого видно, что он будет литургисать в Радомысле, – я побывал в Белогородке для совета».

«25-го мая. В полдень завез Анну В. в Белогородку и узрел там животрепещущих щук, заготовляемых на фриштык для владыки, имеющего завтра служить литургию и завтракать».

«26-го мая. Еще сущу ми на одре, утром получен с почты пакет, из которого усмотрено, что митрополит отправится из Киева в воскресенье. Вот и расстройство: священство съехавшееся разъедется, и я тоже».

«27-го, неделя и новолуние. В служении изморился и мокрую рубаху переменил. Сплю… Гремит – сплю; проливной дождь – сплю… Снится встреча… сплю… и думаю, что владыка в такую пору не осмелится отправиться. Ergo[3 - Следовательно (лат.).] – еще больше сплю и храплю не хуже Ионы. Наконец в три часа пробуждаюсь – солнце на небе сияет, а грязь в моих сенях воняет. Собравшись, прибыли в Белогородку и застали восемь священников в облачении. Через час и владыко со свитою на тридцати лошадях. Ревилы (ревуны – басы, дьяконы, певчие), прибывшие вперед, испугали мою Липушку, наговорив, что Соколовский (помещик с. Гореничи) просил владыку на ночлег; но я себе думаю: брешете, дорога нисколько в провале не исправлена, да и его нет в доме… А тут пристав объявил уже мне, что владыка намерен далее ехать и велел заготовлять лошадей… Вот тут я, по правде сказать, окаменел, не зная сам, что мне и делать?»

Но обстоятельства, поставившие отца Фоку в такое положение, что он «окаменел», изменяются, благодаря участию отца ключаря, которому было передано, что у отца Фоки «расстройство», – после чего ключарь «обещал все уладить».

«Идя из церкви, – вследствие предложения отца ключаря, – владыка решился остановиться в Белогородке на ночлег, а после изъявил согласие посетить гореницкий храм… Я бегал… или, лучше, – я стоял… меня гоняли, – шептали: „скорей, скорей, у вас владыка будет пить чай!“ Певчие и дьяконы приставали: „просите, просите владыку, чтобы у вас остался ночевать на покое“. А я себе, запыхавшись, думаю: где там просить ночевать, когда у меня полны сени грязи, и на дворе грязь, и в комнатах теснота и неисправность? Касательно же приема: что и было в запасе, то все перевезено на тракт».

В этом отчаянном положении отец Фока являет новую черту своего характера и своего веселого юмора. Заручившись обещанием ключаря «все уладить», отец Фока суетится, когда его «гоняют», и со всех сторон ему «шепчут» и тормошат его до того, что он уже не может разобрать, «бегает» он или «стоит», а все-таки он знает, ему же верует и на кого надеется. Но когда вся эта докука его одолевает, то он уже не в силах ни стоять, ни бегать и отвечает в лапидарном стиле:

«Как себе хотите, так и делайте, а мне не мешайте по крайней мере сопты (то есть сопеть) да вытирать пот с чела».

И дело не обошлось без того, что митрополит побывал у отца Фоки.