Изменить размер шрифта - +
Хотел бы я уже, наслушавшись красноречивых: „Ох, таточку ж мий риднисенький! Да отец же благочинный!..“ и проч. сладкоглаголивых слов, – восхотел бы и аз уехать за тридевять земель, в тридесятое царство; но, увы, – Кобченок уже кони позаводыв в конюшню, а сам потащился выпивать канунного княжицкого меду. Пый, пый, сыну, поки с?лодко, але як буде гирко, – от тоди що будемо робыты?..

 

Та вже ж чы то сяк, чы то так, – пиду, лышень, и я до храму Божого и побачу порядкив…»

 

 

 

Лишь отец Фока переступает за порог «храму Божого», как видит такие «порядки», что весь страх за свои «лядвия», готовые пострадать от владычного «жезла строгости», у него пропадает, и благочинным овладевает его веселый юмор, предавшись которому, он продолжает писать по-малороссийски:

 

«Колы ж я туды вийду (то есть в храм)… Г?споды мылостывый!.. Жин?к (баб) тр?ха не з десять стоят рбком, попидтыкованных, и мыют в церкви пидлогу (полы), а чоловиков (мужчин) мабут з чотыри – хто з виныком, а кто з крылом птычым, ходят меж жинками, да все штурхають да обмитають то порох (пыль), то паутыну… Побачивши таке безладье, я подумав соби, гришный: ну що як владыка до нас рум (сейчас нагрянет) и застане в циркви нас с пидтыкаными жинками?.. От-то реготу (хохоту) богацко буде!..

 

Тым часом все сдиялось до ладу, и мы, взгромоздывши на колокольню старого слипого сторожа, щоб на окуляры дывивсь (в очки смотрел) на дви дорози: Ясногородску и Музыцку, хто буде дуже шпбрко котыться по дорози. Але ж то, отцове, як був тоди вельми велыкий и холодный витер, то раз сторож збунтовав нас, що катыться брыль по дорози, зирванный з головы Пылипона Крупчатника… Другий раз нас сполошыв, як побачив, що пид корчмою на самисинькой дорози покатывься соцький, як иого сперещив москаль по потылицы (солдат съездил по затылку). Третий раз усе-таки наш слипый сторож крычав на дзвиницы як дурный, побачивши, що гончар перекунывсь, идучи (едучи) з Ясногородки, и горшки з воза (телеги) покотылись… А в четвертый раз… да вже совсим не до ладу, та що же маете работы… оглашенный дид крычыт, що котыця овечка! Тпфу ты пропасть! Ходым до хаты, да вин, старый дурень, ще не так буде нас дурыть.

 

Ото мы пошли в комнату вдовой госпожи, не успели там натощак выпить по стакану канунного меду, как увидели запыхавшись бегущих мужичков и уверяющих, что два экипажа от Ясногородки уже приближаются к селу.

 

Тут можно было и в самом деле ошибиться, ибо два экипажа – коляски, впряженные по четыре хороших лошади с фурманами и лиокаями,[4 - Лакеями (укр.).] – але ж то ехали подле церкви паны якись-то и покатылись по гребли.

 

Мы опять возвратились в комнату госпожы, колы глядь, аж наш сторож полиз уже в свый погребнык и каже:

 

– Я поснидаю, – та, надивши кожух, вылизу на дзвоныцю, то певне вже як засну, то мени во сни що-нибудь прывидится.

 

– Ей, гляды ж, диду, гляды, а мы пойдем снидати, або вжей обидати до прыкащика, г. Сотничевского – Амфилохия Петровича».

 

«Это было уже в часу втором пополудни, и то дай Бог здоровье его жене (то есть Сотничевского, Амфилохия Петровича), подкрепились сперва водочкой и маринованною рыбкою, а потом чаем и рябиновым пуншиком, к которому приехал и отец Стефан с нетрезвым Н – м. Испив в заключение кружку очень приятного хлебного квасу, мы, в часу пятом, опять пошли к госпоже М – ой. Тут является наш хромоногий курьер из Ясногородки и уверяет, что сейчас только возвратился посланник из Плисецкого в Ясногородку с известием, что должно всенепременно владыку ожидать на следующих за сим двух днях, и что он уже неотменно будет.

Быстрый переход