Трещина сохранилась и по сей день. Вокруг нее всегда горели свечи, ее устилали увядшие цветы — их приносили будущие матери и вручали хранителю священного места.

В эту минуту Девятеро — точнее, только Восемь — стояли в ожидании вокруг расселины, безмолвные, облаченные в маски, и их спокойные металлические лица улыбались друг другу, не выпуская на волю скрытые в душах гнев и смятение. Крисса сложила руки на груди, у нее за спиной возвышалась Ретия. Одна из девушек была новенькая, но Мирани не знала, какая именно.

Она шла медленно, потому что платье было тяжелым.

Стояла ночь, луна была полная. Хрустальные капли мерцали в ее пробудившихся лучах, качались, позвякивали. Вдоль дороги, ведущей к пещере, выстроились безмолвные солдаты. Наверху, над кромкой обрыва, горели костры, ждали люди. Она не думала, что соберется так много народу, считала, что у горожан не хватит храбрости выйти из-под защиты портовых стен, однако они все-таки пришли: моряки, женщины, нищие, купцы, — все сгрудились в молчании на окрестных скалах, ждали ее появления. Она чувствовала удушливый запах слонов, ощущала, как те беспокойно топчутся в загонах у пляжа. А далеко в море, там, куда не долетают снаряды из катапульт, мерцающим кольцом огней окружали мир притаившиеся в осаде корабли Джамиля.

Мирани откинула с лица прядь волос. Даже завитые и хитроумно уложенные, они всё же упрямо выбивались из прически. Новые сандалии натирали ноги, а тропа была неровная, каменистая. Она извивалась среди приземистых кустов можжевельника и полыни. Юркнула в сторону проворная ящерка, сквозь треск костров и мягкий шорох волн пробивалось ночное стрекотание цикад. Мирани вспомнила, как впервые проходила здесь, держа в руках чашу Носительницы. А ведь с тех пор минуло всего несколько месяцев.

«Я уже рассказывала тебе, как собираюсь поступить, — с жаром прошептала она. — Это правильно ? Ты этого хочешь?»

Его не было.

Он был очень далеко и не слушал ее.

«Ты должен быть здесь. Ты должен быть везде!» От голода кружилась голова, тяжелое платье давило на плечи. Она поскользнулась, ухватилась за куст — облачками вспорхнули мотыльки.

От темноты отделился силуэт Аргелина. Он протянул ей руку.

Она не взяла ее, выпрямилась, вошла в пещеру. В жаровне горел слабый огонь, но большая часть громадного зала была погружена в темноту. Затаив дыхание, Мирани остановилась у входа, оглянулась. Далеко внизу тянулось сухое русло реки, растрескавшееся от жары. Аргелин прошептал из-за спины, почти касаясь губами ее уха:

— Входи. Остановись там, где родился Бог. И не забудь, чего я хочу. В твоих руках судьба Оракула.

* * *

До чего же холодно! Он и не думал, что на свете бывает такой лютый мороз. Даже скалы заиндевели. Он поднимался наверх, и ладони прилипали к камням, колени покрывались синяками. Над головой виднелась пещера, островок темноты на вершине мира. Юноша перевел дух и огляделся. Слева карабкался Лис, вдалеке, насколько хватало глаз, высились другие горные вершины, белые и неведомые. В небе, как золотая монета, висела идеально круглая луна. Точно так же она светит сейчас над Островом, над Портом, над Городом. Интересно, смотрит ли на нее Мирани?

Впереди, будто черный паук, ловко взбирался Шакал. Заплечного мешка на нем не было — всё снаряжение они оставили у подножия склона, потому что Алексос сказал, что у Колодца им не понадобится ничего, кроме них самих. Никакого оружия. Только звезды.

Карабкаясь по последнему участку склона, он думал о поступке Шакала… Грабитель встал и посмотрел на Сетиса.