Утром Арина отвезла меня в аэропорт. После бессонной ночи она была странно спокойна, и вела машину ровно, без рывков.

— Я тебя больше не увижу! — со странной уверенностью сказала она, когда объявили посадку.

— Да не на войну же я ухожу! Улажу все дела и через неделю прилечу, а в начале октября мы с тобой полетим в Египет. Постарайся только получить заграничный паспорт, — я поцеловал ее в угол рта и, чтобы не затягивать мучительное прощание, быстро прошел на регистрацию. Уже у самого турникета, пройдя через металлоискатель, я обернулся. Она все еще стояла и смотрела мне вслед.

Я помахал ей рукой и, крикнув «Через неделю!», быстро пошел к самолету. В Москве я задержался всего на десять дней. Никогда еще дела не решались сами собой так быстро и споро. Я уладил все дела и собрал необходимые для путешествия деньги. Начальство, вначале весьма недовольное мной, все же дало мне месячный отпуск.

Все эти дни, занятый с утра до глубокой ночи, я не звонил ей, уверенный, что вот-вот приеду и удивлю ее. Лишь накануне вылета я позвонил ее подруге, той самой, что видела меня пьяным, чтобы попросить ее хитростью сделать так, чтобы завтра днем Арина никуда не уходила и была дома.

Подруга звенящим от желания сплетни сообщила мне, что пять дней назад, на загородной дороге, ослепленная фарами встречного грузовика, она врезалась в дерево и умерла через десять часов, не приходя в сознание. Кремация уже состоялась, и в моем приезде нет необходимости. «Я хотела вам позвонить, но у меня не было вашего номера, а где он записан у Арины, мы не знали. И вот только сегодня..» — сказала она под конец.

Но я все равно не веря ей, помчался в Питер. Там как безумный звонил в дверь пустой, закрытой квартиры, потом обежал все места, где она любила бывать, и лишь под вечер, совершенно опустошенный, нигде не найдя ее, поехал на кладбище. Ее дозахоронили к деду и матери, и рядом с их памятниками, на раненой лопатами земле, увидел маленькую свежую плиту: «Померанцева Марина Николаевна. 01.03.1970-20.09.1995.» Я просидел возле этой плиты всю ночь и разговаривал с ней, а утром вернулся в Москву…

Тогда я не задумывался, счастлив ли я, как не задумываемся мы о воздухе, которым дышим. Только теперь, когда этот воздух отнят у меня, я понимаю, чего лишился и что в жизни моей больше не будет таких дней…