Изменить размер шрифта - +
Для них характерны многофункциональность грамматических морфем, большое число фонетически и семантически не мотивированных типов склонения и спряжения и пр. Флективные языки противопоставляются агглютинативным, в которых морфемы семантически и формально отделимы друг от друга, но объединяются в слова. В этих языках (тюркские, к примеру) для образования слова к корню как бы приклеиваются аффиксы (ата-лар-ымыз-да «отец + мн. число + 1-е лицо мн. числа обладателя + местный падеж», то есть «у наших отцов»).

Таким образом, по принципу устройства грамматической системы английский язык сходен с тем же китайским и развивается в сторону грамматики китайского языка, что может показаться совершенно невероятным. Однако ничего невероятного лично я здесь не вижу и вполне может быть, что еще через тысячу лет кому-то покажется совершенно диким утверждение, что английский был когда-то (и чем-то) похож на русский (для многих это утверждение уже сейчас представляется диким). Объяснение данному явлению, кажется, есть и оно несложное, но об этом поговорим несколько позднее. Пока же следует отметить одну тенденцию: в аналитических языках, к которым принадлежит и английский, слова обычно состоят из небольшого числа слогов, и, в идеале, такие языки, что не очевидно, но вероятно, стремятся к односложным (китайский). Есть еще один нюанс, в английском языке грамматические значения выражаются не только порядком слов и служебными словами, но и интонацией, что при определенной эволюции может, в принципе, привести к образованию тональной системы аналогичной китайской. Впрочем, не буду больше пугать читателя лингвистическими ужасами из постапокалиптического будущего, скажу только, что при рассмотрении какого-либо языка, тем более при его взаимодействии с другим языком, особенное внимание следует уделять именно грамматике, а не лексике. Почему? Потому, что даже 100 % индоевропейская корневая база какого-либо языка не делает его индоевропейским. Данный тезис выглядит как экстремистский, тем не менее, принципиально, он верен.

Как писал в свое время А. Мейе: «Чтобы установить принадлежность данного языка к числу индоевропейских, необходимо и достаточно, во-первых, обнаружить в нем некоторое количество особенностей, свойственных индоевропейскому, таких особенностей, которые были бы необъяснимы, если бы данный язык не был формой индоевропейского языка, и, во-вторых, объяснить, каким образом в основном, если не в деталях, строй рассматриваемого языка соотносится с тем строем, который был у индоевропейского языка. Доказательны совпадения отдельных грамматических форм; наоборот, совпадения в лексике почти вовсе не имеют доказательной силы».

Отсюда следует вывод: даже несколько сотен лексических совпадений, в двух сравниваемых языках не свидетельствуют об их генетическом родстве, грамматические же формы, хотя бы и совсем малое количество, устанавливают это родство. Выше я упоминал о лексических соответствиях в русском и тохарском языках, которые, сами по себе, могут, в лучшем случае, свидетельствовать о культурных и торговых связях. Однако между тохарским и русским есть еще и грамматические соответствия. Например. Наличие и в том и другом известного суффикса —ишк.

«О достаточно древних параллелях к таким фольклорным (по истокам) построениям в славянских традициях говорит тохарский Б поэтический текст Джатакамалы 352а 2–3, где в 2 строках соединяются 4 подобные уменьшительные формы: kokalyiśkam yäkwaskam «повозочки (и) лошадки», säsūśkam [pjaiyyiśkam «сынков ноженьки» (все 4 формы образованы от слов индоевропейского происхождения и могли бы быть древними, хотя это не обязательно; подчеркнутые мной уменьшительные тохарские суффиксы типологически, а возможно и генетически, сходны со славянскими». Таким образом, можно вполне обоснованно утверждать, что тохарский язык в ИЕ семье наиболее близок славянским и балтийским, а скорее всего, если говорить прямо, он имеет общие с ними корни.

Быстрый переход