Впрочем, сторонний наблюдатель, глядя на них сейчас, вряд ли бы об этом догадался.

Мафиози одарил сенатора серьезной улыбкой и торжественно произнес:

— Привет, сенатор. Давно не виделись.

Вайсс не смог улыбнуться в ответ.

— Спасибо за поддержку, Ник, — проговорил он негромко.

У капо забавно дернулась губа:

— А для чего же существуют друзья?

— Вы позаботились об... этом? — нервно спросил Вайсс.

— Разумеется. Я отдал распоряжения перед вылетом. Забудьте обо всем. Ничего не случилось. Когда мои парни приведут там все в порядок, вы уже сами не будете верить в происшедшее.

— Я не хочу знать подробности.

— И не надо. Чем меньше знаешь, тем лучше. Они прошли в небольшую конторку за ангаром.

Бонелли усадил сенатора в пыльное кресло, угостил сигарой, после чего подошел к окну, выглянул наружу, что-то бормоча себе под нос, вернулся к исцарапанному письменному столу и взгромоздился на его крышку.

— Чего мы ждем? — спросил Вайсс, скрывая раздражение.

— Мой мальчик Пол летит с нами. Вы когда-нибудь бывали в Коста-Рике?

Вайсс кисло улыбнулся:

— В тех краях? Разве что на пикниках. Два или три раза. После беседы с вами я позвонил в свой вашингтонский офис и сказал, что на несколько дней уезжаю из страны.

— Прекрасно, — ответил Бонелли. — Хотя это продлится значительно дольше. Тут надо еще уладить кое-какие мелкие дела. Но с этим справятся и без нас. А мы чуток позагораем. В гольф поиграем. Вы играете в гольф?

— Как только выпадает такая возможность, — ответил Вайсс, несколько согретый внезапным проявлением аристократизма в этом головорезе.

— Я заключил больше сделок на поле для гольфа, чем... — Глаза Бонелли внезапно сверкнули, когда он глянул в окно.

Капо Аризоны соскользнул со стола.

— Это Пол. Идемте.

Вообще-то машин было три — они мчались на предельной скорости. Отчаянно завизжали тормоза...

А выглядели автомобили... Боже! Они! Были! Все! Изрешечены! Пулями! Ни у одного не осталось целого стекла!

— Кошмар!.. — прохрипел Бонелли.

Два охранника, оставленные у самолета, сорвались с места и устремились к боссу, чтобы встать между ним и приближающимися автомобилями.

— Все в порядке! — крикнул им Бонелли. — Это наши!

Вайсс в нерешительности попятился было к самолету, но остановился, чтобы узнать, в чем дело.

Возле офиса машины остановились.

Вайссу казалось, что он смотрит немое кино.

Вот Бонелли, отчаянно жестикулируя, стоит у головной машины и разговаривает с кем-то внутри. Бонелли резко рвет на себя дверцу, чуть не срывая ее с петель. Бонелли запрокидывает голову в немом крике и колотит железными кулаками по изрешеченному пулями капоту. Бонелли пятится, вытаскивая из кабины изувеченное человеческое тело. Бонелли судорожно прижимает к груди изуродованную голову мертвеца. Бонелли вскидывает на руки тело убитого сына и, спотыкаясь, несет его к самолету.

Наконец-то Вайсс осознал: что-то вышло не так, причем самым катастрофическим образом.

— Они приняли меры? — выдохнул он, когда аризонский капо ковылял мимо со своим страшным грузом.

— Идем! — прохрипел Бонелли. — Садись в самолет!

На горизонте показались новые машины.

Тусонские боевики принялись выскакивать из фургонов, спешно занимая оборонительную позицию.

Вайсс опомнился и побежал к «Сессне». Телохранители грубовато запихнули сенатора внутрь и быстро закрыли дверцу.

Да, все было и так ясно: события, вопреки ожиданиям, пошли вкривь и вкось. А тут и солнце почти село — возможно, чтобы никогда уже не взойти для Абрахама Вайсса.