Вот она — процедурная. Я постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.

Там при свете небольшой настольной лампы сидели три женщины в белых халатах. Пахло луком и спиртным. Я поняла, что это коллеги поминают Катю Хлебникову.

— Я извиняюсь за столь позднее вторжение, но мне хотелось бы взглянуть на место трагедии. — Врать все равно было бессмысленно.

Женщины находились уже в таком состоянии, что готовы были простить всех и каждого, кто мог бы помочь найти убийцу. Но я для верности показала им свою лицензию.

— Тебя Саша, что ли, нанял? — спросила самая старшая. Глаза ее были заплаканы.

— А кто это? — спросила я.

— Жених ее. Саша Сквозников. Курсант военного училища. Они пожениться должны были в сентябре.

— Нет. Меня нанял другой человек, но тоже очень близкий Кате. Вы не покажете, где нашли труп?

Они показали.

— Вот тут она, голубушка, лежала, — запричитала старшая.

— А почему здесь у вас так странно пахнет?

— Водкой, что ли? Или салатом?

Я не могла описать им тот едва различимый запах, который так насторожил меня еще в филармонии. Я просто чувствовала, что убийца Дани и Кати — один и тот же человек. Конечно, если его можно назвать человеком.

Понятное дело, то, за чем я пришла в эту комнату, уже успели подобрать эксперты. Потом здесь тщательно помыли полы. И все равно этот запах, похожий на яблочный, не давал мне покоя.

— Неужели никто не видел убийцу? — спросила я, принимая приглашение поучаствовать в этом грустном застолье и пригубив немного водки.

— Кто-то из пациентов говорил, что какой-то мужчина почти бегом бежал из корпуса к воротам, где его ждала белая машина…

— «Ауди», — сказала другая женщина, очевидно, медсестра.

Про белую «Ауди» я уже слышала от Сережи Климова, друга того самого Романа, которому Катя сделала свой последний в жизни укол.

Я попрощалась с женщинами и ушла.

Дома я долго не могла уснуть, смотрела телевизор и думала о событиях прошедшего дня.

Мой блокнот пополнился еще двумя именами: Клаус — иностранец, у которого я стащила зашифрованную записку, и Саша Сквозников — жених Кати Хлебниковой.

Я достала из сумочки и еще кое-что, засунутое в целлофановый пакет. Это были засохшие кусочки чего-то очень похожего на тесто. Я обнаружила их на полу туалета в филармонии, возле убитой Дани. «Может быть, — сказала я себе, — эта ерунда поможет мне найти убийцу».

Наутро я, выпив кофе и выкурив сигарету, поехала в театр драмы и напросилась на чай к одной своей приятельнице, актрисе. До репетиции оставалось минут сорок, и Наташа была рада поболтать с человеком, которого давно не видела. То есть со мной.

Белокожая блондиночка с чуть припухшими глазами и большим ртом без грима выглядела довольно непрезентабельно.

— У меня есть одна знакомая, я хочу выдать ее замуж, — начала я врать прямо с ходу. — Ты не знаешь такого режиссера Храмова?

— Бесполезный номер, — сказала Наташа, намазывая джем на булочку с маслом, — ему, по-моему, никто не нужен.

— Говорят, он вдовец и очень тоскует по своей жене…

— Чепуха. Жена его болела лет десять и была для него страшной обузой. Валентин Георгиевич — страшный жизнелюб. Он, наоборот, насколько я знаю, прямо-таки воспрял духом после ее смерти. У него прекрасная квартира в центре города, полно любовниц, машина шикарная… Он живет в свое удовольствие.

— А чем он занимается?

— Не знаю.