— Назначьте вашу цену, я богат, чрезвычайно богат.
Натиск, с которым делалось предложение, ошеломил Ганимара, и он заговорил более спокойным тоном:
— Я нахожусь здесь в отпуске и не имею права вмешиваться…
— Никто об этом не узнает. Что бы ни случилось, я обязуюсь хранить молчание.
— О! Ничего и не случится.
— Ну так как же, три тысячи франков достаточно?
Инспектор глубоко затянулся, задумался и бросил:
— Будь по-вашему. Только я должен честно предупредить вас: эти деньги выброшены на ветер.
— Мне это безразлично.
— В таком случае… Впрочем, кто знает, что выкинет этот чертов Люпен! У него, наверное, целая банда орудует… Можете вы положиться на слуг?
— Честно говоря…
— Тогда не будем рассчитывать на них. Я предупрежу телеграммой двоих парней, моих друзей, они понадежнее защитят нас… А теперь уходите, вместе нас видеть не должны. До завтра, ждите меня к девяти часам.
На следующий, то есть тот самый день, что был назначен Арсеном Люпеном, барон Каорн снял со стены оружие, вооружился и стал прогуливаться вокруг Малаки. Ничего подозрительного он не заметил.
Вечером в половине девятого он отпустил слуг. Они жили во флигеле, обращенном к дороге, но чуть в глубине, у крайней стены замка. Оставшись один, он тихонечко отпер все четыре двери. И через минуту услышал приближающиеся шаги.
Ганимар представил своих двух помощников, высоких крепких парней с бычьими шеями и могучими руками, затем попросил дать кое-какие пояснения. Получив отчет о расположении помещений, он тщательно запер и забаррикадировал все входы и выходы, через которые можно было проникнуть в подвергаемые опасности залы. Осмотрел стены, приподняв гобелены, затем расставил наконец своих агентов в центральной галерее.
— И никаких глупостей, слышали? Вы здесь не для того, чтобы спать. При малейшей опасности распахивайте окна во двор и зовите меня. Следите внимательно, что происходит с той стороны, где вода. Бандитов такого калибра десять метров отвесной скалы не испугают.
Ганимар запер полицейских, забрал ключи с собой и сказал барону:
— А теперь — на наш пост.
Для ночного наблюдения он выбрал маленькую комнатку, выдолбленную в толще крепостной стены между двумя главными входами, когда-то это помещение служило наблюдательным пунктом для часового. Одно потайное окошечко смотрело на мост, другое — во двор. В углу было видно нечто похожее на глубокий колодец.
— Вы ведь говорили мне, господин барон, что этот колодец — единственный вход в подземелье и что с незапамятных времен он завален?
— Да.
— Значит, если не существует другого входа, известного одному Арсену Люпену, — что маловероятно, не так ли? — мы можем быть спокойны.
Он составил вместе три стула, удобно расположился на них, зажег трубку и вздохнул:
— Воистину, господин барон, только огромное желание надстроить этаж домика, где я собираюсь провести остаток дней, вынудило меня заняться столь элементарным делом. Я расскажу эту историю дражайшему Люпену, он помрет со смеху.
Барону, однако, было не до смеха. Навострив уши, он с нарастающим беспокойством ловил каждый звук. И время от времени наклонялся над колодцем, погружая в зияющую бездну свой встревоженный взгляд.
Пробило одиннадцать, двенадцать, час.
Вдруг он схватил Ганимара за руку, и тот мгновенно проснулся. |