Но луна раздвинула окутывавшие ее тучи, и в окна гостиной хлынул белый свет. Это длилось лишь мгновение. Очень скоро луна скрылась за сплошным занавесом холмов. Вновь стало темно.

 И в этой непроглядной ночи тишина казалась особенно жуткой. Лишь время от времени слегка поскрипывала мебель и тихонько шумел тростник во рву с зеленой водой, плещущейся о древние стены. Часы отсчитывали бесконечную вереницу секунд. Пробило два часа. Затем снова торопливо и монотонно побежали секунды, тревожа тяжелый покой ночи. Пробило три часа.

 Но вдруг что-то хлопнуло — так бывает во время прохода поезда, когда диск семафора открывается и сразу опускается. И тонкий луч пересек гостиную, словно стрела, оставившая за собой сверкающую дорожку. Луч вырвался из центральной каннелюры одного пилястра, подпиравшего справа верхнюю часть книжного шкафа. Сначала светящийся круг задержался на панно, украшавшем стену напротив, потом словно беспокойный взгляд, пронизывающий темноту, скользнул по всему помещению и растаял, чтобы опять вспыхнуть в то время, как целый отсек книжного шкафа поворачивался на своей оси, открывая огромное сводчатое отверстие.

 Появился человек с электрическим фонарем в руке. Затем — второй, третий, со связкой веревок и различными инструментами. Первый из вошедших осмотрел комнату, прислушался и сказал:

 — Позовите приятелей.

 Этих парней, вынырнувших из подземелья, оказалось восемь, все — здоровяки с энергичными лицами. Они стали перетаскивать мебель.

 Действовали быстро. Арсен Люпен подходил то к одной вещи, то к другой, осматривал ее и, в зависимости от ее размеров и художественной ценности, щадил или приговаривал:

 — Уносите!

 И вещь уносили, ее поглощала зияющая пасть туннеля, засасывало чрево земли.

 Таким образом уволокли шесть кресел и шесть стульев времен Людовика XVI, гобелены Обюссона, канделябры работы Гутьера, два полотна Фрагонара и одну картину Наттье, бюст работы Гудона и статуэтки. Не раз Люпен останавливался перед великолепным ларем или замечательной картиной и вздыхал:

 — Слишком тяжелая вещь… очень уж велика… жаль!

 И опять приступал к экспертизе.

 За сорок минут гостиная была «расчищена», как выразился Арсен. И все это совершилось в восхитительном порядке, без всякого шума, словно все предметы, которые переносили эти люди, были укутаны толстым слоем ваты.

 Наконец Люпен сказал последнему из них, уносившему стенные часы работы Буля:

 — Можете не возвращаться. Мы договорились, не так ли: как только перетащите вещи в автофургон, гоните к гумну Рокфора.

 — А вы, патрон?

 — Оставьте мне мотоцикл.

 Человек ушел, и Люпен, плотно задвинув подвижной отсек книжного шкафа, убрав все свидетельства кражи, стерев следы шагов, приподнял портьеру и прошел в галерею, соединяющую башню с замком. Посреди нее стояла стеклянная витрина — именно из-за нее Арсен Люпен продолжил свои поиски.

 В витрине были выставлены чудесные вещи: уникальная коллекция часов, табакерки, кольца, ожерелья, миниатюры изумительной работы. Пинцетом Люпен вскрыл замок и испытал невыразимую радость от того, что может завладеть этими золотыми и серебряными сокровищами, маленькими и изящными шедеврами искусства. Он повесил себе на шею большой холщовый мешок, специально подготовленный для этой цели. Наполнил его. Затем рассовал остальные драгоценности по карманам пиджака, брюк и жилета. И уже положил левую руку на горстку жемчужных украшений для волос, так ценившихся нашими предками, а теперь ставших предметом вожделения нынешних модниц… как вдруг легкий звук достиг его ушей.