В общем, стало понятно, ситуация выходит из-под контроля. Особо порадовала Олечкина уверенность, будто нам надо кому-то что-то рассказать. Тем более, когда этот кто-то — начмед, которому я тут стишки сижу кропаю. Он в этой ситуации выглядит идиотом. А я, вроде как, тоже не очень хорошо. Одно дело, перепихнулись для удовольствия, совсем другое, когда я «перепихнулся», а Олечка комнаты с нашей с Соколовым квартиры считает. Потом еще в красках представил, куда конкретно майор Сергеев мне мои же стишки засунет и сколько раз провернет. Стало понятно, надо разруливать ситуацию. Пока эта ситуация не разрулилась в плохую сторону без моего на то согласия.

Причем, отпускать меня из санчасти майор не собирается. У него, блин, любовь. И ведь не скажешь, что предмет любви немного не соответствует мечтам начмеда.

Посидел я, подумал, и понял, нужна помощь. Только помощь старших, так сказать, товарищей. Тех, кому майор Сергеев не сможет отказать.

Не иначе, как почуяв мою беду, снова нарисовался Исаев. Очень, кстати, вовремя. Пришел проведать. Как обычно, постучал в окно.

— Исаев! Сука! Как я рад! В смысле, не ты сука. Ты — мой боевой товарищ. Это — для связки слов.

А я действительно был рад. Потому что самому мне из санчасти не смыться.

— Олег, важное задание. Очень важное. Я как можно быстрее, должен вернуться в казарму.

— Так. И в чем проблема? Как себя чувствуешь? Болезнь прошла? — Исаев искренне не понимал, что не так.

— Блин…Не спрашивай. Просто нужно, чтоб ты сделал следующее. Найди замполита. Спроси, нужна ли помощь… Не знаю, с чем угодно. Ты рисовать умеешь?

— Ну, так. Немного. В школе пятерки были по изо. Хвалили, вроде бы.

— Вот и чудно. Скажи, что очень хочешь помочь…не знаю, с оформлением Ленинской комнаты, например. И заодно расскажи, мол, у тебя есть товарищ, который очень хорошо, прекрасно, просто замечательно пишет стихи. Поэмы. Романы. Что угодно. Скажи, мол, было бы здорово нахерачить что-то подобное. Для части. Для замполита лично. Для всей армии в целом. Лермонтов просто отдыхает, а Пушкин нервно курит в сторонке. Понял? Тем более, новый год на носу. Что-то по-любому надо. Понял? И еще… Скажи, мол шикарно рисует товарищ… Вообще все рисует. Понял?

— Понял. — Исаев несколько раз кивнул, а потом спросил, — Товарищ только не понял, какой. Про кого речь? Нет у меня, вроде, таких.

— Мляяяя… Исаев. Я!

— Ааааа… Ты рисуешь?

— Слушай, я сейчас готов на все, лишь бы свалить отсюда. Рисовать, петь, танцевать. Быть новогодней елкой. Согласен на физо три раза в день. Давай. Прям сегодня сделай. Чем раньше, тем лучше.

Исаев исчез из поля зрения, а я с облегчением выдохнул. Если блаженный Олег не затупит, то есть шанс уйти отсюда живым, на своих двоих, целых ногах. И без претендентов на жилплощадь Соколова. Что ж я, крыса какая-то, чужие метры раздавать всяких ушлым дамочкам. И дед герой ей, посмотри, покоя не дает. Эх… Узнать бы, что там у нас за дед? Но к Олечке не пойду. Ну, ее к черту.

Исаев не подвёл. Буквально на следующий день рядом со мной обозначился начмед. Вид у него был грустный и печальный.