— Пусть будет так, — сказала она, — но с разрешения матушки.

И подойдя к доброй женщине, возвратившейся на цыпочках, чтобы не разбудить г-на Смита, который, быть может, и не спал, Дженни тихо сказала матери несколько слов, а г-жа Смит ответила в полный голос, подняв глаза к Небу:

— Действуй, дитя мое, действуй… Твой отец, а он — сама мудрость, разве не сказал сегодня утром: «То, что входит в намерения Всевышнего, исполняется всегда независимо от вмешательства или невмешательства человека»?

Госпожа Смит подошла к нам и поцеловала Дженни в лоб.

— Идите, — сказала она, — раз вы хотите видеть комнату вашей сестры, ваша сестра покажет ее вам.

Я последовал за Дженни, и, когда я выходил, мне показалось, что пастор Смит приоткрыл один глаз и обменялся взглядом с женой.

Я поочередно поприветствовал все предметы обстановки — кретоновые занавеси с розовыми цветами, бело-голубые фарфоровые вазы.

Занавеси кровати я поцеловал.

Дженни смотрела на мои действия то смеясь, то улыбаясь: я был первый посторонний мужчина, вошедший в ее комнату.

В открытое окно вливались пылающие лучи прекрасного заходящего солнца; почти горизонтальные, они проникали в глубь комнаты и, отражаясь до бесконечности в зеркале, словно разбивали его вдребезги.

Девушка села у окна и, не говоря ни слова, оглядела горизонт.

Там лежала деревня Ашборн.

Среди всех тех далеких окон, которые с любопытством рассматривала Дженни, я узнал окно моей комнатки, открытое так же, как окно Дженни.

Хотя она ни о чем меня не спросила, я сказал ей, указывая рукой:

— Вот оно — то, что сплошь покрыто виноградной лозой.

Она улыбнулась:

— Это очень далеко для тех, у кого нет подзорной трубы…

— Я бы передал вам свою, Дженни, но, поверьте, при этом я потеряю слишком много!

— О, это не имеет значения, — откликнулась она, — у меня острое зрение, и я увижу вас, когда вы покажетесь в своем окне.

— Дженни, вот уже пять дней, как я только там и находился, а в течение недели, когда мне запрещено приходить сюда, я нигде больше и не буду.

— Посмотрим, — сказала Дженни.

— Это означает, дорогая моя возлюбленная, — воскликнул я, — что и вы сами будете у своего окна?..

— Разве я живу не в этой комнате? — улыбнулась девушка. — Если только матушка не возьмет меня во второй раз в Честерфилд, чтобы приобрести для меня другой наряд…

— О Дженни, надеюсь, ей не понадобится ехать в Честерфилд, чтобы его заказать: белое платье и венок из флёрдоранжа можно найти где угодно.

— Стоп, господин мой брат! — остановила меня Дженни. — Вы говорите о нашем браке, словно я уже дала на него свое согласие…

— Это правда, — пришлось согласиться мне, — я забыл, что имею право о чем-либо просить только через неделю.

— И вы так уверены, что через неделю получите ответ?

— Дженни, — сказал я ей с мольбой и в голосе, и во взгляде, — я на это надеюсь!

— И поскольку надежда — одна из трех христианских Добродетелей, я вовсе не хочу отнимать ее у вас.

— О Дженни, Дженни! — вскричал я, беря ее за руку. — Как вы добры и как я вас люблю!

Дженни, высвободив свою руку, поднесла указательный палец к устам.