|
Повторяю, профессор Уайтхед размышлял над вот какой проблемой: может быть, вселенная — это машина, которая, как и все в мире, замедляет ход, а это влечет за собой в свою очередь неизбежное угасание жизни повсеместно, и не только жизни, но и любого движения, даже движения вселенной. Или в этой вселенной все же незримо присутствует принцип восстановления? Если верно последнее, тогда Смерть теряет свое значение, и все наши метафизические доктрины — сплошная евхаристика и эсхатология. Но я не хочу морочить вам голову этими эпистемологическими тонкостями. В последние тридцать лет наметился сдвиг в направлении, указанном Св. Фомой Аквинским. Рассуждая диалектически, здесь больше не о чем спорить. Мы выбрались на твердую почву… terra firma по Лонгину. Отсюда и растущий интерес к циклическим теориям… доказательство споров, возникших вокруг прохождения через меридиан Плутона, Нептуна и Урана. Не подумайте, что я детально изучал все эти теории и открытия, … вовсе нет! Я только хочу отметить, что по странному пространственному параллелелизму, теории, развиваемые в одной области, например в астрофизике, удивительным образом отражаются в остальных сферах, сферах, на первый взгляд, абсолютно не связанных, взять например, геомансию и гидродинамику. Вы тут упомянули аэроплан, его решающее значение на завершающем этапе этой войны. Все верно. И все же, без точных знаний метеорологических факторов Летающая Крепость превратится в помеху в развитии умелой, подготовленной воздушной армады. Летающая Крепость, миссис Рубиоль, чтобы вам стало ясно, имеет такое же отношение к механической птице будущего, как динозавр к геликоптеру. Покорение стратосферы — это всего лишь ступенька в развитии авиации. Мы лишь подражаем птицам. Чтобы быть более точным, — хищным птицам. Мы создаем воздушных динозавров, полагая испугать полевую мышь. Но нам остается только размышлять о древнем происхождении тараканов, чтобы дать вам наиболее абсурдный пример, чтобы убедиться в том, насколько неэффективно было маниакальное развитие строения скелета у динозавров. Муравья никогда не удастся запутать до смерти, равно, как и кузнечика. Они с нами и в наши дни, поскольку они были с pithecantropus erectus. А где теперь те динозавры, которые странствовали по первобытным степям? Замерзли в тундрах Арктики, как вам известно…
Дослушав до этих слов, миссис Рубиоль внезапно начала по-настоящему трястись. Проследив направление, которое указывал ее нос, ставший голубоватым, словно брюшко кобры, в тусклом свете гостиной, мои глаза увидели нечто, похожее на страшный сон. «Наша прелесть» Клод, сидя на коленях у Джеральда, вливал по глоточку драгоценный элексир в пересохшую глотку Джеральда. Джеральд тем временем играл с золотыми кудрями Клода. Миссис Рубиоль сделала вид, будто ничего не заметила. Она достала маленькое зеркальце и начала усердно припудривать нос. Из смежной комнаты неожиданно показался Умберто. В одной руке он держал бутылку виски, в другой пустой бокал. Раскланиваясь во все стороны, он нежно всем улыбался, словно благословляя нас. — Кто это? — пролепетала миссис Рубиоль, силясь вспомнить, где она видела этого человека. — Как же, неужели вы забыли? — удивился я. — Мы виделись с ним в доме профессора Шенберга прошлой осенью. Умберто — помощник гинеколога в санатории для шизофреников в Новой Каледонии. — Выпить хотите? — предложил Умберто, уставившись в немом изумлении на миссис Рубиоль. — Конечно, хочет. Дайте сюда бутылку. — Я поднялся, схватил бутылку и прижал ее к губам миссис Рубиоль. Дрожа и задыхаясь, совершенно не соображая, что ей делать, миссис Рубиоль сделала несколько больших глотков и в горле у нее забулькало. Тогда я приложился к бутылке сам и тоже проглотил изрядно. — Дело принимает интересный оборот, — заметил я. |
