Обидчик кивнул головой и громко рыгнул. Его мутило, кадык ходил вверх и вниз, удерживая рвущуюся из горла рвоту.

– Пошел на улицу, – приказал Макс Михайлович, – нечего пол пачкать.

Обидчик молча двинулся к выходу. Мужики последовали за ним. Судя по их лицам, они намеревались продолжить разговор.

– Пойдем, присядем, – сказал Макс Михайлович. – Поезд опаздывает на три часа. Домой идти бессмысленно, будем дожидаться здесь.

Несколько минут они бродили по залу в поисках свободной скамейки, отыскали ее в самом конце, и уселись друг возле друга, отец и сын.

– Это твой знакомый? – спросил Макс Михайлович.

– Нет, я его второй раз вижу.

И Миша рассказал историю первой встречи с обидчиком.

– Вот же подонок! Ну, теперь, надеюсь, он больше не полезет.

– Папа, ты где научился так драться? – спросил Миша. – На фронте?

– А где же еще, как не там. Я же тебе рассказывал про разведку.

Миша обожал слушать рассказы отца. Правда, это удовольствие выпадало не часто, но если удавалось его разговорить, то истории сыпались из Макса Михайловича одна за другой. Он называл их эпизодами. Особенно нравились Мише истории из жизни дивизионной разведки, в которую отец попал сразу после возвращения из госпиталя. Но одно дело слушать рассказы о захвате «языков» и про рукопашные бои, и совсем другое видеть своими глазами, как это делается.

– Папа, расскажи эпизод.

– Ну…. – Макс Михайлович потянулся и откинулся на спинку скамейки. – Может, лучше поспим?

– Нет, эпизод!

– Ладно.

Он задумался на несколько минут.

– Знаешь, этот негодяй и его беспричинная жестокость напомнили эпизод, случившийся со мной зимою 1943 года. Служил я тогда в дивизионной разведке, был на отличном счету, к наградам представлен и милостью командиров не обижен. Задания наши были несложные: пробраться незаметно в тыл противника, подкараулить кого постарше званием, захватить и переволочь через линию фронта. Тут требовались терпение и выносливость, иногда приходилось сутками лежать в снегу, отогреваясь водкой и шоколадом.

Про умение драться, стрелять, выносливость и ловкость я не говорю, в разведку брали только тех, кто качествами этими был оделен в полной мере. Да и упражнялись мы постоянно. Рейд в немецкий тыл длился несколько часов, иногда дней, а тренировались неделями. Бросали нож с большого расстояния, стреляли на бегу и в падении, без конца отрабатывали приемы рукопашной схватки. Жизнь у нас была сытная и вольная, командовал нами лично командир дивизии, а больше мы никому не подчинялись. Ну, кроме, командира группы – нашего непосредственного начальника.

Отношения в группе были самые задушевные, на звания никто не смотрел. Ведь завтра вместе линию фронта переходить, а там субординация не поможет, там надо понимать друг друга с полуслова, полунамека.

Ну вот, вызвал меня однажды командир группы, майор Марлов, и говорит:

– Макс, генерал поручил нам любопытное дело. Я знаю, что оно тебя заинтересует. Но есть тут небольшая загвоздка, и без твоего согласия я не хочу отряжать тебя на это задание.

– В чем же загвоздка? – спрашиваю.

– А вот в чем, – отвечает Марлов. – Задание выполнять нужно в глубоком тылу врага, в течение длительного времени. Легендой и документами соответствующими тебя снабдят, но ты сам знаешь, какая участь ожидает представителей твоего народа, ежели случится им к немцам угодить. Тут не помогут никакие документы. Попадешь в плен, – он указал рукой на мою ширинку, – быстро выяснят, кто ты такой и… знаешь ведь, как поступают с вашим братом.