|
«Куда она могла пойти, что она с собою сделала?» – восклицал я в тоске бессильного от-чаяния… Что-то белое мелькнуло вдруг на самом берегу реки. Я знал это место; там, над моги-лой человека, утонувшего лет семьдесят тому назад, стоял до половины вросший в землю камен-ный крест со старинной надписью. Сердце во мне замерло… Я подбежал к кресту: белая фигура исчезла. Я крикнул: «Ася!» Дикий голос испугал меня самого – но никто не отозвался… Я решил пойти узнать, не нашел ли ее Гагин. XX Быстро взбираясь по тропинке виноградника, я увидел свет в комнате Аси… Это меня не-сколько успокоило. Я подошел к дому; дверь внизу была заперта, я постучался. Неосвещенное окошко в ниж-нем этаже осторожно отворилось, и показалась голова Гагина. – Нашли? – спросил я его. – Она вернулась, – ответил он мне шепотом, – она в своей комнате и раздевается. Все в по-рядке. – Слава богу! – воскликнул я с несказанным порывом радости, – слава богу! Теперь все прекрасно. Но вы знаете, мы должны еще переговорить. – В другое время, – возразил он, тихо потянув к себе раму, – в другое время, а теперь про-щайте. – До завтра, – сказал я, – завтра все будет решено. – Прощайте, – повторил Гагин. Окно затворилось. Я чуть было не постучал в окно. Я хотел тогда же сказать Гагину, что я прошу руки его се-стры. Но такой сватанье в такую пору… «До завтра, – подумал я, – завтра я буду счастлив…» Завтра я буду счастлив! У счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть настоящее – и то не день, а мгновенье. Я не помню, как я дошел до З. Не ноги меня несли, не лодка меня везла: меня поднимали какие-то широкие, сильные крылья. Я прошел мимо куста, где пел соловей, я остановился и дол-го слушал: мне казалось, он пел мою любовь и мое счастье. XXI Когда, на другой день утром, я стал подходить к знакомому домику, меня поразило одно обстоятельство: все окна в нем были раскрыты и дверь тоже была раскрыта; какие-то бумажки валялись перед порогом; служанка с метлой показалась за дверью. Я приблизился к ней… – Уехали! – брякнула она, прежде чем я успел спросить ее: дома ли Гагин? – Уехали?… – повторил я. – Как уехали? Куда? – Уехали сегодня утром, в шесть часов, и не сказали куда. Постойте, ведь вы, кажется, гос-подин Н.? – Я господин Н. – К вам есть письмо у хозяйки. – Служанка пошла наверх и вернулась с письмом. – Вот-с, извольте. – Да не может быть… Как же это так?.. – начал было я. Служанка тупо посмотрела на меня и принялась мести. Я развернул письмо. Ко мне писал Гагин; от Аси не было ни строчки. Он начал с того, что просил не сердиться на него за внезапный отъезд; он был уверен, что, по зрелом соображении, я одобрю его решение. Он не находил другого выхода из положения, которое могло сделаться за-труднительным и опасным. «Вчера вечером, – писал он, – пока мы оба молча ждали Асю, я убе-дился окончательно в необходимости разлуки. Есть предрассудки, которые я уважаю; я пони-маю, что вам нельзя жениться на Асе. Она мне все сказала; для ее спокойствия я должен был уступить ее повторенным, усиленные просьбам». В конце письма он изъявлял сожаление о том, что наше знакомство так скоро прекратилось, желал мне счастья, дружески жал мне руку и умо-лял меня не стараться их отыскивать. |
