— Дельный совет. А где работает?

— В «Автодорспецстрое». Это за супермаркетом по Рабочего Штаба. Знаешь такой?

— Естественно.

— Вот и замечательно. Дуй туда и хватай. Да, чуть не забыл. Черкани на всякий случай, что за парнем закреплён КАМАЗ-самосвал, государственный номер — Кирилл, семьсот пятьдесят семь, Тимофей, Оксана. Теперь уже всё.

— Спасибо тебе, майор, — поблагодарил я от всей души.

— Дерзай, дракон, — сказал в ответ Воронцов. — И не забудь Зёрна подкатить.

— Передам через Крепыша. Лады?

— Годится.

Сказал и отключился.

Вообще-то, до этого звонка вампира я планировал посетить квартиру покойной Эльвиры Николаевны Фроловой, теперь же решил все силы кинуть на розыск ранее не судимого гражданина Игошина. Так рассудил: квартира заведующей отделом поэзии «Сибирских зорь» никуда от меня не денется, всегда осмотреть сумею, а водителя КАМАЗа поймать не так-то просто, строительный сезон в разгаре, самосвалы нарасхват. Короче говоря, начал с наиболее трудной, как мне казалось, задачи. Однако вопреки моим ожиданиям долго искать Валерия Павловича не пришлось. Оказался человеком с тонкой душевной организацией, сразу после несчастного случая ушёл в глухой запой, и в рейс с тех пор ни разу не выходил. Бравая толстуха, командующая вертушкой на проходной «Автодорспецстроя», чрезвычайно высоко оценила мой дежурный комплимент и в благодарность наябедничала, что парень уже четвёртый день безвылазно торчит в девятом боксе и жрёт горькую. Как она образно выразилась, в три горла.

Надышавшись изрядно выхлопами отработанной солярки, но разыскав-таки этот девятый, самый дальний от проходной, бокс, я обнаружил, что Игошин всё ещё там. Правда, он уже не пил, а спал. Умаялся страдалец. Примостился на сваленной в углу бэушной резине, подложил под голову кусок драного поролона, каким автомобильные сиденья набивают, и — спокойной ночи, малыши.

Пристроив зад на безнадёжно лысую шину, я бесцеремонно толкнул Игошина в плечо.

Никакой реакции не последовало.

Тогда я проорал:

— Рота, подъём!

Гулкое эхо прошлось от стены к стене, с железобетонной балки сорвалась и заметалась под крышей стайка голубей, в приоткрытые ворота бокса заглянул мужик с маской сварщика на голове, а Игошину хоть бы хны. Простонал, не открывая глаз:

— Отвали.

И перевернулся на другой бок.

— Хватит хрючить! — крикнул я ему прямо в ухо. На этом не успокоился, схватил за шкирку и потянул. — Вставай давай. Судьбу проспишь.

Шоферюга с торсом циркового силача несколько секунд сидел неподвижно, потом провёл — будто липкую паутину стёр — огромной пятернёй по опухшей, небритой физиономии, взлохматил свалявшиеся кудри и, не поворачивая головы, скосился на меня:

— Ты кто такой?

— Егор Тугарин, — дотронулся я двумя пальцами до полы воображаемой шляпы.

— Чего тебе?

— Поговорить.

Игошин молча сунул лапу в щель между шинами, выудил початую бутылку, протянул мне.

Я сделал добрый глоток, занюхал дрянное пойло собственным кулаком, и, вернув бутылку, сказал:

— Понимаю, что сыплю соль на рану, но не расскажешь, как оно всё тогда вышло?

— Ты кто такой? — пошёл Игошин на второй круг. Точно аварийный самолёт, которому перед посадкой требуется спалить всё топливо в баках.

— Егор Тугарин, — являя чудеса выдержки, ещё раз представился я. И повторил, для верности набавив громкость: — Егор Тугарин я.

— Нет, ты кто такой?

Мать моя Змея, подумал я, а паренька, похоже, мощно переклинило. Пораскинул мозгами и на этот раз ответил иначе:

— Вообще-то, я страховой агент.