— Но ведь, заняв Москву, неприятель пойдет на Петербург! И в южные, неразоренные войной губернии он тоже может пойти и тем самым укрепит себя.

— Идем, куда нужно, — отвечал фельдмаршал.

На второй день после оставления Москвы головные части вдруг повернули на Тульскую дорогу, а еще через неделю перешли на Калужскую. Такого маневра никто не ждал.

Опасаясь, как бы находившиеся в арьергарде казачьи полки не сбились с маршрута — потом их ищи-свищи, — Матвей Иванович заспешил к ним.

Его встретил генерал Милорадович. Он только что получил от главнокомандующего указание.

— Касается оно и ваших казаков. Михаил Илларионович требует оставить на высотах прикрытие, а потом, когда неприятель принудит, оно должно отступить по Рязанской дороге.

— Но армия-то повернула на Калугу…

— В том то и дело.

— Кто же находится в прикрытии?

— Полки Ефремова и Сысоева.

С Ефремовым говорил сам главнокомандующий.

Матвей Иванович насторожился: далеко не каждый командир полка удостаивался чести получать указания от самого главнокомандующего. И он выехал к Ефремову.

Полковник Ефремов принадлежал к числу тех людей, о которых говорят: «себе на уме». Немногословный, медлительный, он казался тугодумом. Но за характером флегматика скрывалась мужицкая мудрость и надежная многоопытность.

— Главнокомандующий велел идти полку на Рязань, заманывать за собой французов. Сказал, чтобы сильней пылил.

Матвея Ивановича осенила догадка, что хитрость Кутузова состоит в том, чтобы увести к Рязани неприятельские силы, подалее от идущей на Калугу русской армии.

— Идти на Рязань и сильней пылить? — переспросил он Ефремова.

— Совершенно верно. Я фельдмаршалу сказал, что для надежности надобно б оставить еще один полк, тогда пыли будет поболее.

— И что же главнокомандующий?

— Согласился.

— Вот под свое начало и возьми полк Сысоева, а уж далее действуй, как повелел фельдмаршал. За все отвечаешь ты, полковник. Прояви умение и сообразительность.

Накануне вступления русской армии в Тарутино туда в сопровождении генералов прикатил главнокомандующий. Прибыл он, чтобы оценить избранное штабом место и дать необходимые указания, прежде чем подойдет войско.

Несколько колясок в сопровождении верховых охраны выкатили на возвышенность, омываемую спокойной рекой. Подвижный полковник Толь заспешил к коляске главнокомандующего.

— С этого места, ваша светлость, лучше всего обозревать местность.

Опираясь на плечо ездового, Кутузов тяжело поднялся с сидения и, сощурив глаз, вгляделся в заречную даль.

За рекой распростерлась пойменная луговина с островками кустарника, за ней в сизоватой дымке стеной темнел лес. По луговине тянулась дорога. Перебежав по мосту реку, она взбиралась на возвышенность, пролегала по деревне Тарутино и скрывалась с глаз в противоположной стороне.

— Никак, Карлуша, это Нара? — спросил у Толя Кутузов.

— Совершенно точно, ваша светлость. Неприятельские войска по ту ее сторону, в том дальнем лесу. А эта дорога идет на Калугу.

Избранной позицией Кутузов остался довольным.

— Теперь, господа генералы, ни шагу назад! Приготовьтесь к делу, пересмотрите оружие, помните, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают. Отсюда начнется изгнание неприятеля. Отсюда — и до самого Парижа.

Кавалькада направилась к небольшой деревеньке Леташовке. Лучшая изба в ней отведена Михаилу Илларионовичу.