Очень скоро все между нами пошло не так, хотя некоторое время оставалось в глубине, и никто из нас не говорил ни слова об этом отцу. Я сделала свой выбор. Уже много лет я не спала со своим медвежонком Джамби, но я откопала его в сундуке со старыми вещами мамы и стала брать его в постель каждую ночь.

По какой-то причине вид Джамби расстраивал Дженит больше всего, что я делала. Правда, он был слегка поеден молью, у него отсутствовал один глаз-пуговица, так что выглядел он довольно-таки мрачно. Его старый мех вытерся в нескольких местах, и он оскорблял в Дженит ее обостренное чувство опрятности. Она пожаловалась моему отцу на то, что медвежонок полон бактерий и имеет антисанитарный вид. Но даже все слова отца о том, что я уже слишком большая, чтобы спать с медвежонком, не могли заставить меня отказаться от Джамби.

Так все продолжалось в течение нескольких недель после того, как я откопала своего старого товарища. Однажды я пришла из школы и увидела, что Джамби исчез. Он не ждал меня радостно на кровати, не было его и под ней, не было его и среди моих игрушек. Я все обыскала, прежде чем пошла к Дженит. Она терпеливо объяснила мне, что нельзя продолжать спать с такой старой и грязной игрушкой и что его отдали этим утром старьевщику, так что теперь его не вернуть. Невидимый охотник нанес первый удар! Я закатила ужасную сцену. Возможно, все это копилось во мне долгое время и подавлялось, но ужасная судьба Джамби как бы приоткрыла клапан. Я брыкалась, царапалась и орала, пока Дженит, наконец, не втащила меня в мою комнату и не закрыла на замок. В своей спальне я швыряла и разбивала все, что попадало под руку. Это успокаивало мой гнев, но не мою боль. Когда пришел отец, я сотрясалась в конвульсиях от рыданий и была совершенно не способна ни о чем говорить, и выслушивать разумные увещевания.

Дженит тоже была в слезах. Она намазала все царапины, что я ей нанесла, йодом, что сделало их ужаснее, и папа должен был сначала утешать ее, прежде чем пойти ко мне. Он нашел меня подавленной и не способной к общению. Я хотела вернуть Джамби, ни о каком другом решении не могло быть и речи. Я также обнаружила, что в пересказе Дженит о том, что случилось, включая ее роль во всем этом, были некоторые вольности, отклонения от правды. Эти вольности, конечно, были в ее пользу. Я не умела сражаться ее способом.

В течение нескольких последующих дней воцарилось фальшивое перемирие. Дженит купила мне огромного нового медведя, гораздо симпатичнее, чем мой Джамби когда-либо был. Это тоже была фалышь. Каждый день в течение двух недель я засовывала его головой в корзину для мусора, но каждый день, приходя из школы, я находила его на своей кровати на месте Джамби с идиотской улыбкой на отвратительно чистой морде. Я вела себя так плохо, что папа перестал утешать Дженит из-за моего поведения, а стал упрекать меня. Наконец, я взяла это белое плюшевое создание с собой на пляж и тщательно закопала в песке в таком месте, где прилив обязательно унесет его в море. Итак, я вернулась домой без игрушки и доложила, что медведя унесло в море.

Дженит снова пришлось утешать. Отец отшлепал меня, и я возненавидела их обоих.

Моя бабушка, которую я очень любила, к тому времени была почти неподвижна из-за артрита, не могла прийти ко мне на помощь и забрать меня к себе. В конце концов, было только одно решение проблемы — отослать меня в школу. Я поехала довольно радостно. Я потеряла отца, и мне не надо будет терпеть Дженит, и, таким образом, школа не могла быть хуже. В действительности она во многом оказалась даже лучше. В школе всегда находился кто-нибудь, кого я могла полюбить всепоглощающей любовью. Это могла быть учительница, которая была достаточно добра ко мне, или же старшая ученица, которая смотрела на меня как на свою младшую сестренку. Все они по очереди становились объектами моей деспотической любви.