— Под трибунал захотел? — с подковыркой спросил Берзалов, у которого после удара сильно болело плечо и, разумеется, он думал о Русакове не очень лицеприятно, мог бы выбрать себе боевую подругу, которая не дерётся скалкой.

— Под трибунал, так под трибунал… — согласился Русаков, и лицо у него сделалось совершенно беззащитным и одновременно злым, как у человека, которого долго дразнят.

— А ты подумай? — предложил Берзалов, не выказывая симпатии, но и не желая додавить человека настолько, что он пойдёт в разнос и будет всякие коленца выкидывать. Кто же коленца‑то любит?

— Я подумал, — односложно отозвался Русаков.

— Ты всё‑таки подумай, — посоветовал Берзалов. — Сообщить командованию я просто обязан. Но одно дело, если ты будешь стоять перед его светлыми очами, а другое — находиться за тридевять земель. Две большие разницы. А сгоряча могут и в пехоту упечь.

— Пусть уж лучше рядовым, чем… — Русаков не договорил и положил картошку в чугунок. Пальцы у него дрожали.

Но и так было ясно, что Русаков имеет ввиду: разумеется, хутор, «дубов» и Зинаиду Ёрхову, которая орудовала скалкой не хуже, чем мужик топором.

— Ладно… — неожиданно для самого себя пожалел его Берзалов, — я тебе, капитан, не судья. Но места у меня нет.

— Хорошо… — покорно и даже, как показалось Берзалову, обречённо отозвался Русаков, — тогда я пойду воевать без вас, — он кивнул в угол, где стоял ПКМ, обвитый, как гирляндой, блестящей лентой с патронами.

— Хорошая штука, — оценил Берзалов, — только тяжёлая. — Много не навоюешь.

— Пойду к маэстро Грибакину, — упрямо произнёс Русаков.

— А мы бронепоезд подорвали, — обрадовал его Берзалов.

— Тогда пойду один сражаться, — с тайным пафосом сообщил Русаков.

— Вольному воля, — кивнул Берзалов. — А с кем? — уточнил он, и на его губах заиграла кривая улыбка.

Не доверял он Русакову. А кто будет доверять дезертиру? Никто.

— Ну, с этими… американцами… — не очень уверенно ответил Русаков, глядя мимо Берзалова в окно с белоснежной занавеской.

— А ты что, их видел?

— Нет, не видел, но слышал, что говорили.

— Кто говорил? — с иронией спросил Берзалов, уж очень ему хотелось подковырнуть вертолётчика, чтобы ему жизнь малиной не казалась. Особенно он не мог ему простить того, что он за полгода не нашёл дороги в бригаду. Ас хренов!

— Альбатрос… тьфу ты чёрт, — Русаков от досады так сжал зубы, что было слышно, как они скрипят, — Григорий Ёрхов, атаман их.

— А как они тебя нашли? И вообще, как ты здесь оказался?

— Спасли они меня, — поморщился Русаков так болезненно, словно выпил стакан рыбьего жира. — И вообще… почему ты со мной так разговариваешь?

— А как ты хотел? — с любопытством спросил Берзалов.

— Никак… — процедил Русаков и замер от обиды.

— Ты давай подробнее, — велел Берзалов, зачем‑то оглянувшись в угол, где лежал Форец. — Мне поверить тебе надо, а не разговоры слушать.

Русаков намёк понял. Правильно, не должны верить, подумал он. Я бы сам не поверил. А раз уж вляпался, то нужно виниться, деваться некуда.

— Я знаю, я тебе противен. Думаешь, я за бабу прячусь?

— Я ничего не думаю, — зло ответил Берзалов.