— Твоя доброта безмерна. Я постился с утра, так что не прочь перекусить.

Девушка, что сидела у кресла вдовы, встала и направилась к ним. Встала у головы лошади Николана, всмотрелась во всадника.

— Вытащи камешек из-под языка, Николан Ильдербурф, — воскликнула она.

Николан в изумлении вытаращился на неё. Она же радостно рассмеялась.

— Ты вернулся! Живой и здоровый! Господь Бог был добр к тебе. И ко всем нам.

Ивар ничего не мог понять.

— Ты сошла с ума, Ильдико? Это же старик. Он совсем не похож на Николана.

Евгения поднялась, подошла к Ивару, взяла его под руку, так же всмотрелась к тёмное, морщинистое лицо всадника.

— Лицо старика. И всё-таки… всё-таки…

— Я сразу узнала голос! — вскричала Ильдико. — А теперь я вижу за этой маской того, о ком… о ком всё время думаю.

Насчёт камешка Ильдико не ошиблась. Николан вытащил его изо рта, отбросил его, спрыгнул на траву. Взял Ильдико за руки.

— Ты думала обо мне! — воскликнул он. — Какой же я счастливый. И горжусь тем, что ты признала меня!

Занятые друг другом, они не обращали внимания на остальных. Ивар, который теперь-то узнал его голос, мысленно клял себя за то, что не смог разглядеть за гримом самого близкого друга.

— Не кори себя из-за этого, муж мой, — прошептала Евгения, угадав его мысли. — У любящего сердца самый зоркий глаз.

А Николан по-прежнему не отпускал рук Ильдико.

— Я бы всегда и везде узнал тебя, потому что твоё лицо навечно отпечаталось в моей памяти. Однажды, когда я сидел в кабинете Аэция, к нему пришёл художник. Я слышал его слова о том, что в каждом лице есть она, наиболее запоминающаяся черта, по которой можно сразу узнать человека. Если ты сможешь держать в памяти эту черту, всё лицо останется с тобой и ты никогда его не забудешь.

— И что самое запоминающееся в моей лице? — спросила Ильдико.

— Линия бровей. Они у тебя не прямые и не загибающиеся вверх на концах, но опускающиеся вниз. От этого лицо твоё становится более нежным и, представив себе твои брови, я тотчас же вызываю из памяти тебя всю. Кроме того… — он отпустил одну руку Ильдико и коснулся её носа, — божественный скульптор потратил немало сил, заботясь о красоте твоего носа.

— Мы также рады видеть тебя, — нарушила идиллию новобрачная.

Он подошёл к Евгении, взял её за руки.

— Не так уж трудно догадаться, что ты вновь вышла замуж. Хозяин харчевни, в которой я провёл прошлую ночь, сказал мне, что ты более не вдова. Но я не подозревал, что ты выбрала в мужья этого Голиафа с далёких островов, — он повернулся к Ивару. — Мой добрый друг! Я несказанно рад видеть тебя. И у меня создаётся ощущение, что вы оба безмерно счастливы.

Ивар широко улыбнулся, что случалось с ним крайне редко.

— Да, я счастлив. И горд. А теперь я счастлив вдвойне, потому что ты вернулся.

— Это правда, — новобрачная согласно кивнула. — Я выбрала его. Я поняла, что иначе ничего не получится. Я прошла девять десятых пути, а потом моя гордость заставила меня остановиться. Я ждала. Но он преодолел свою часть, колеблясь и спотыкаясь на каждом шагу. И вот он со мной, мой силач, мой четвёртый, мой последний муж. Но он дороже всех остальных, вместе взятых.

— Я принял решение с самого начала, — запротестовал Ивар. — Нежность твоих глаз не оставила меня равнодушным.

Евгения повернулась к Ильдико и Николану.

— Клянусь, никогда раньше не говорил он мне таких тёплых слов! — воскликнула она.